Всеволод Шимов - Западнорусская Атлантида. Белоруссия на картах Русской цивилизации

Это способствовало усугублению фобий и комплексов, агрессии и ксенофобии в среде националистов: они винили Россию в ассимиляции и русификации белорусов и украинцев и одновременно видели себя в качестве этаких национальных «мессий», призванных возродить якобы погибающие нации.

В то же время, самосознание русскоязычного большинства оставалось размытым и неопределенным, поскольку открытое манифестирование русскости в Белоруссии и на Украине оставалось фактически под запретом.

Этнополитическая ситуация в восточнославянском регионе не может быть описана через аналогию с испано-португальской или немецко-нидерландской ситуацией, где происходило разделение связного этноязыкового сообщества между конкурентными и примерно равнозначными политическими центрами. Распад Древней Руси также привел к выделению двух новых геополитических пространств – Восточной и Западной Руси, однако взаимоотношения между этими двумя пространствами носили характер, принципиально отличный от испано-португальской или немецко-нидерландской ситуации.

Восточная Русь выдвинула новый политический и духовный центр – Москву. Этот центр начал претендовать на роль новой общерусской столицы вместо Киева. Со своей стороны, Западная Русь не смогла выработать устойчивых государственных и культурных форм, альтернативных восточнорусским, и, в конечном счете, оказалась в поле цивилизационного притяжения Москвы. Таким образом, можно говорить не о распаде Древней Руси на новые обособленные этнополитические образования, а о ее геополитическом переформатировании: место древней, первой столицы, Матери городов русских Киева занял новый политический и духовный центр – Москва.

В то же время, возмущающее воздействие со стороны Литвы и Польши (шире – всего западного мира), под властью которых длительное время находилась Западная Русь, не давало осуществиться взаимной интеграции двух половин Руси быстро и безболезненно. Результатом этого возмущающего воздействия стало зарождение сепаратистских белорусского и украинского движений, которые, однако, не обладали потенциалом, способным противостоять геополитическому и культурному притяжению России.

В советское время эти националистические проекты получили искусственную поддержку со стороны государства, в результате чего возникли белорусская и украинская республики, после распада СССР ставшие независимыми.

Однако само по себе образование белорусского и украинского государств вряд ли правомерно рассматривать как торжество национализма.

По большому счету, обе республики остаются государственными формами без национального содержания.

Цивилизационное притяжение России по-прежнему сильно, что серьезно ограничивает ресурсную базу изначально слабых националистических проектов, хотя потенциал их на Украине и в Белоруссии неодинаков.

Украинский национализм был изначально успешнее и сильнее белорусского, который, как полагают некоторые исследователи, во многом возник именно в подражание «украинскому брату». Очевидно, это связано с тем, что интеллектуальная жизнь на Украине изначально отличалась б ольшей оживленностью в сравнении с Белоруссией.

В XIX веке на территории малороссийских губерний имелось два университета – Киевский и Харьковский. В Белоруссии в тот же период не было ни одного. Кроме того, на Украине, прежде всего, на Левобережье, имелась собственная интеллектуальная и политическая элита в лице потомков казацкой старшины, тогда как высшие слои белорусского общества были тотально ополячены. Благодаря этому условия для «вызревания» сепаратистской интеллигенции на Украине были изначально более благоприятны. Кроме того, мощным плацдармом украинского движения стала Галиция, где украинство поддерживалось австрийскими властями в пику как русофилам, так и полякам. В сочетании с репрессиями по отношению к местному русскому лагерю, это со временем превратило Галицию в оплот украинского национализма.

В советское время украинство, проигрывая русскому культурно-языковому влиянию в крупных городах, тем не менее, смогло укрепиться в малых городах и на селе. Как отмечалось выше, основным средством интеграции в русскоязычное культурно-языковое пространство широких масс белорусов и украинцев в советское время была индустриализация и урбанизация. Прежде всего, это касалось крупных промышленных центров, живших в ритме большого экономического и культурного пространства СССР. Однако малые города и особенно сельская местность все еще могли сохранять относительную патриархальную замкнутость, стимулы к интеграции в Большое пространство здесь были гораздо слабее.