Всеволод Райский - Смута

С собою привезли они Петра Хрущёва,

Его на Дон Борис прислал,

Чтобы его по воле Годунова,

Казацкий круг своим главой признал.

Когда казаки это услыхали,

То все ответ лишь дружно рассмеялись,

Посланца царского связали,

И к «цесаревичу» доставить постарались.

Лжедмитрий яростно Хрущёва допросил,

И от него сумел признание получить,

Что Годунов Хрущёву поручил,

Донцов к войне против «царевича» склонить.

Тогда Лжедмитрий, в трусости Бориса обвинив,

Комедию умело разыграл,

Да все слова Хрущёва извратив,

Ссылаясь на его допрос, всех уверял,

Что Шереметьев стал Хрущёва убеждать.

Когда взойдёт «царевича» заря,

То «против прирождённого государя».

Борису будет «трудно воевать».

А далее Лжедмитрий сочинил,

Что царь Смирнова и Булгакова казнил,

За то, что «Дмитрия» они хвалили,

И в своём доме за здоровье его пили,

Но продолжали дальше дьяками служить,

И даже самозванца пережить.

Тогда Лжедмитрий в раж вошёл,

И вралей всех известных превзошёл,

Он всем открыто объявил,

Что царь Борис свою сестру убил.

За то, что якобы она «царевича» признала,

И брату это прямо заявила,

Да будто бы за это пострадала,

И жизнью собственной за «правду» заплатила.

За этим сборищем Острожский наблюдал,

Войны с Москвою, не желая,

И всё, с Замойским обсуждая,

Он воинов две тысячи собрал.

И самозванцу прямо заявил,

Его войска он через Днепр не пропустит,

Да короля предупредил,

Что он Лжедмитрия к границе не допустит.

Острожский яростно желал,

Весь этот сброд поганый истребить,

Когда же о прибытии донцов узнал,

То не сумел свой план осуществить.

Но грабежами заниматься не давал,

Под Киевом войска расположил,

На Дон дорогу самозванцу перекрыл

И в страхе всех наёмников держал.

А чтоб желание своё осуществить

И самозванцу переправиться не дать,

Князь приказал паромы на реке угнать,

Не дав его войскам Днепр переплыть.

Но киевляне и простые мужики,

Как и донские казаки,

«Царевича» московского признали

И быстро переправу навели,

ему в делах удачи пожелали,

и перебраться через Днепр помогли.

За тем войска Лжедмитрия да берега Десны добрались,

Десну удачно переплыли,

Когда же в царствии Московском оказались,

То действовать немедленно решили.

Часть 1

Но прейдя Московскую границу,

Через леса решил Лжедмитрий пробираться.

Он не повёл войска в престольную столицу,

А здесь на Северской земле решил пока остаться.

Когда Казань Иван Четвёртый покорил,

То примерить, татар умело постарался,

Им исповедовать всем мусульманство разрешил,

С тех пор, край этот, бурно заселялся.

Южней Смоленских, Северские земли находились,

Ещё южней казачество Донское основалось,

Все угнетённые сюда со всех концов стремились,

И голытьба бунтарская стекалась.

Тогда всю чернь опальную сюда ссылали,

С наказом их в казаки записать,

И жизнь свою мятежники Холопко здесь спасали,

Желая после бунта смерти избежать.

Сюда же многие от голода бежали,

Надеясь здесь хоть как то прокормиться,

Свои места насиженные покидали,

Чтоб здесь с семьёй навечно поселиться.

Другие же, от польской и литовской кабалы скрывались,

Здесь было много беженцев из Львова,

Из Белостока, Минска, Могилёва,

Все те, кто тайно переплыть Десну решались.

Судьба тяжёлая их всех сюда манила,

Немало в жизни им пришлось страдать,

И так невзгодами лихими закалила,

Что в горе тяжком научила выживать.

Нужда их вместе всех объединяла

И помогать друг другу все старались,

И до того судьба их дружбу закаляла,

Что, все в надёжности своей не сомневались.

А так как государевых дворян здесь было мало,

Сюда своих лазутчиков Лжедмитрий засылал,

Их агитация за «доброго царя» чернь возбуждала,

Ведь он народу жизнь прекрасную в России обещал.

Тогда поляки самозванца убедили,

«Письмо прелестное» народу написать

И всем лазутчикам подробно разъяснили,

Как письма с хлебом им через Десну переправлять.

В «прелестных письмах» самозванец утверждает,

Что Годунов трон у «царевича Димитрия» украл,

В них он царя, во всех страданиях народа обвиняет,

И захватив трон, в страхе подданных своих держал.

А всех кто, хоть немного сомневался,

За это жизнью в страшных муках заплатил,