Всеволод Райский - Смута

Люблю гулять я по столице,

Когда вечернею порой,

Снег над моею головой,

Большими хлопьями кружится

И тихо на асфальт ложится,

Ковёр широкий пуховой.

Ногами на него ступая,

Я с добрым чувством провожаю,

Весёлых шустрых москвичей,

Домой спешащих поскорей.

Или за девушкой младой,

Украдкой молча, наблюдаю

И неожиданно вздыхаю,

Её, любуясь красотой.

И так до полночи глубокой,

Один по улицам брожу

И повернув за дом высокий,

На площадь Пушкина спешу

И к гению российской лиры,

Сняв шапку молча, подхожу

И долго на него гляжу,

Любуясь собственным кумиром.

И низко в пояс поклонившись

До скорой встречи с ним простившись,

Иду к Кремлю по улице Тверской,

Любуясь зимнею Москвой.

И так гуляя ночью по дороге снежной,

Решил я двух героев наших навестить,

А чтобы им внимание уделить,

Пройдя по площади Манежной.

По Красной площади я к храму Покрова спешу

И вот когда волнение в себе одолеваю,

К Пожарскому и Минину я робко подхожу

И перед ними голову свою склоняю.

Уж двести лет им этот памятник в Москве стоит

И подвиг их народный прославляет,

Но память им свою Россия благодарная хранит,

Да их победу славную не забывает.

И о героях наших я решил подробно всё узнать,

И разобраться в той войне гражданской пожелал,

Да Смуту дьявольскую на Руси я захотел понять

И вот что о трагедии народной я узнал.

«Димитрий (гордо).

Тень Грозного меня усыновила,

Димтрием из гроба нарекла,

Вокруг меня народы возмутила,

И в жертву мне Бориса отдала.»

А. С. Пушкин

Борис Годунов

За горизонт уж солнце западало,

Прощаясь, нежно освещало,

Зубцы Московского Кремля,

Когда вечерняя заря,

Златыми искрами играла,

В глазах веселых москвичей

И постепенно угасала,

В крестах бесчисленных церквей.

В такую милую погоду,

Когда все улицы заполнены народом,

В домишке, маленьком, уютном,

Стоявшем, на окраине Москвы,

Василий Шуйский в настроении угрюмом,

Ждал встречи с Митькой Верховым,

Он с малолетства у Черкасского Бориса на подворье жил

И князь ему во всём, как верному холопу доверял,

Ну а когда он тайно к Шуйскому на встречу приходил,

То всё за денежки Василию подробно сообщал.

И вот в назначенное время,

Послышался условный стук Матвея.

Князь приподнял запор тяжелый,

Матвея в комнату впустил

И усадив за стол дубовый,

Суровым голосом спросил:

«Ну как сегодня ты дошёл,

Гостей, не званных, не привёл?»,

На что ему Матвей ответил:

«Не ласково меня ты нынче встретил,

Боярских сыщиков ты можешь не бояться.

От них легко в народе затеряться,

Ну а теперь давай о деле,

О том, что я на днях узнал.

К Черкасскому на той неделе,

Романов Федор приезжал,

И хоть закрылись в комнате они,

Я весь их разговор слыхал.

И вот наедине, какую тайну,

Смог родному зятю Фёдор рассказать:

«Когда царь тяжко занемог,

От слуг своих Романов смог узнать.

Что слухи кто-то распускал,

О том, что жив царевич Дмитрий,

Не он был в Угличе убитый,

В тот день, когда народ восстал,

Что Дмитрий с преданным слугою,

Из города тайком бежал.

Тогда решил я сам узнать,

Кто эти слухи мог распространять.

И ровно через месяц вскоре,

Я с другом детства повстречался,

И он в случайном разговоре,

Мне по секрету проболтался,

Что жив сын Грозного Димитрий,

Не он был в Угличе убитый,

В тот день, когда народ восстал,

Что Дмитрий с преданным слугою,

Из города тайком бежал.

И далее мне начал утверждать,

Что сам «царевича» прекрасно знает,

При этом начал меня страстно убеждать,

Что тайну эту их он ото всех скрывает.

Здесь я отменно постарался,

Его скорее убедить,

Меня в их тайну посвятить,

И вот когда ему поклялся,

Их тайну вечно сохранять,

При этом стать немым как рыба,

Чтоб не смогла бы даже дыба,

Язык железом развязать,

Он поселил в меня надежду

И познакомить обещал,

И посоветовавшись прежде,

Он обещание сдержал.

Когда я увидал прохвоста,

То сразу же его сумел узнать,

Мне часто приходилось у Романовых бывать

И с ним всегда общался очень просто.

Отрепьев Юшка его имя.

Он думает, придёт черёд,

Когда наступит его время,

То весь народ за ним пойдёт.