Мартин Гарретт - Венеция. История города

Новое столкновение между Венецией и Оттоманской империей произошло в битве за Крит, столица которого Кандия (Гераклион) более двадцати лет (1648–1669) оставалась неприступной, несмотря на все усилия турок. Крит, куда в 1453 году стекались многие византийские беженцы, давно уже стал настоящим плавильным тиглем, где венецианская и греческая культура сливались и смешивались, обогащая друг друга. И потому победа турок означала для республики большие потери и в культурном, и в финансовом плане. На этот раз помощь от других европейских государств подоспела только к самому окончанию событий: в июне 1669-го сорок кораблей с французскими добровольцами под папским флагом прибыли наконец к великой радости жителей осажденного города. Всего шесть дней спустя французы были обращены в бегство, а их предводитель, герцог Бофор, погиб вместе с пятьюдесятью своими солдатами, когда случайно взорвавшийся порох не позволил им внезапно напасть на турецкие позиции. Уцелевшие отправились восвояси в августе, а венецианский флотоводец Франческо Морозини наконец смирился с неизбежностью и начал переговоры, добившись в обмен на капитуляцию разрешения защитникам и немногим оставшимся в живых обитателям Кандии беспрепятственно покинуть город.

Но осада Кандии не означала полного прекращения присутствия Венеции в Греции и не стала окончанием карьеры Морозини. В 1685 году его поставили командовать силами (ставшими теперь частью Священной лиги, куда вошли папа, император и Венеция), которые захватили остров Санта-Маура (Левкас), а затем, после нескольких месяцев осады, Корон. На помощь венецианцам пришли германские бомбардиры, и республика смогла отвоевать практически весь Пелопоннес. В 1687 году Морозини напал на Афины, что привело к печально известным событиям: турки использовали Парфенон как пороховой склад, а немецкие артиллеристы его подорвали. В марте 1688-го, когда должность по удачному стечению обстоятельств освободилась, Морозини выбрали дожем, и он продолжил свои ратные подвиги. И снова в умах венецианцев мгновенно вспыхнула ассоциация с Энрико Дандоло и добрыми старыми днями господства на Востоке.

Морозини умер во время очередной экспедиции в Грецию в 1694-м, в возрасте семидесяти пяти лет. К тому времени завоевания были завершены. По Карловицким мирным договорам в 1699 году Венеции удалось по крайней мере сохранить Пелопоннес, но Аттику пришлось волей-неволей вернуть туркам. В 1715-м турки провели решительную военную операцию, и Венеция вновь потеряла Пелопоннес. Но венецианская Греция на Ионических островах и Кифере (основной источник ввоза изюма, апельсинов, лимонов и вина) уцелела до самых последних дней существования республики. Оттоманская империя к этому времени и сама вступила в пору долгого упадка, и в последние годы существования Венецианской республики представляла несравненно меньшую угрозу ее интересам.

Венецианская республика продержалась до 1797 года в основном благодаря счастливому случаю и тщательно проводимой политике нейтралитета в международных конфликтах. Помогало и то, что крупнейшие европейские государства в XVIII веке почти все свое время тратили на войны друг с другом, у них просто не доходили руки напасть на Венецию. Иногда эти войны открывали для республики новые торговые возможности, что привело к возрождению венецианской коммерции к середине XVIII века. Но австрийские и французские войска и суда теперь беспрепятственно проходили по территории Венеции. Венецианское господство в Адриатике закончилось, а с ним и налоги и пошлины, которые уже долгое время она с большой выгодой для себя взимала с иностранных судов. В результате финансовых последствий конкуренции с англичанами, голландцами и французами, а также с австрийцами, основавшими свободный порт Триест, Венеция допустила девальвацию своей серебряной валюты, стала продавать некоторые государственные должности и даже места в Большом совете (тем, кто был в состоянии собрать 100 000 дукатов). В 1702-м, как бы демонстрируя глубину произошедших перемен, власти отменили традиционные празднования по случаю избрания дожа, издревле символизирующие морскую славу Венеции. Подлинной причиной этого шага послужили развернувшиеся поблизости действия французского флота (шла война за испанское наследство).

Не удивительно, что репутация Венеции изменилась. Любовь к удовольствиям всегда составляла часть ее образа, но теперь куртизанки, роскошь и развлечения окончательно вытеснили идеи республиканской добродетели и мудрого правления. «Народ, многие века славившийся своими искусными мореходами, прозорливыми и бесстрашными купцами-путешественниками» теперь, по определению Джона Джулиуса Норвича, «более известен своей доблестью в крохоборстве и интригах, азартных играх и сводничестве». XVIII век в Венеции стал поистине золотым для азартных игр и изощренных любовных утех (и то и другое безо всякого смущения и с огромным удовольствием описано в воспоминаниях Джакомо Казановы), карнавальных излишеств, высокой моды и того, что леди Мэри Уортли Монтегю в 1740-м называла «любовными интригами и кукольным театром», которыми заняты все, несмотря на «окружающие нас войны». Это был еще и золотой век прекрасных интерьеров и живописи, от масштабных барочных фресок Джамбаттисты Тьеполо (1696–1770), где оживали цвета венецианских мастеров XVI века, до видов города и лагуны кисти Антонио Каналетто (1697–1768) и Франческо Гарди (1712–1793) и жанровых картин Пьетро Лонги (1702–1785). Одна из самых известных картин Лонги, выставленная в музее Венеции XVIII века в Ка' Реццонико, изображает группу модно одетых людей — некоторые из них в масках, — лениво созерцающих носорога. Именно такого рода праздность, по утверждению критиков, позволяла себе «мягкая» Венеция XVIII века, и жители этого безнравственного города ленились подолгу предаваться порокам, требующим хоть сколько-нибудь значительной активности. Лонги, на чьих картинах можно увидеть и картежников, мог бы с этим согласиться, но его подтрунивание отличалось большей и типично венецианской тонкостью.