Мартин Гарретт - Венеция. История города

Первый период французского правления оказался коротким, хотя времени хватило, чтобы перевезти в Париж огромное количество шедевров, включая бронзовых коней с площади Сан-Марко. Согласно договору, заключенному в Кампо-Формио в октябре 1797-го, Франция согласилась передать Венецию Австрии. Был и второй период французского правления, с 1805-го по 1814-й, когда город вошел в состав королевства, где царствовал приемный сын Наполеона Эжен де Богарне, среди титулов которого значился и «Князь Венецианский». Раньше подобное казалось немыслимым. За это время Венеция претерпела самые значительные за последние несколько веков физические изменения. Религиозные организации и братства были распущены, а здания, где они располагались, либо разрушили, либо приспособили для каких-либо светских целей. Многие дома снесли, чтобы освободить место для городского парка — Джардини Публичи, спроектированного в 1808–1812 годах Джованни Антонио Сельва (он же построил театр «Ла Фениче»). Разрушили и немало церквей, включая одну на Пьяцце — Сан-Джеминьяно, на месте которой в 1807 году появилось здание Ала Наполеоника («крыло Наполеона»), соединившее аркады Старой и Новой прокураций (построенных в начале и в конце XVI века, чтобы разместить там прокураторов Сан-Марко — самых высокопоставленных чиновников республики). Новое крыло стало частью спроектированного в эти годы и законченного в конце 1830-х королевского дворца, ряд помещений которого в наши дни занимают исторические коллекции музея Коррер.

На исполнение этих грандиозных замыслов широкой рекой текли деньги, а между тем Венеция беднела и население ее сокращалось. В начале австрийского правления (возобновившегося в 1814-м) дела пошли немного лучше. Но 1814–1818 годы оказались неурожайными, и с 1797 по 1824 годы количество жителей уменьшилось с 137 240 до 113 827 человек. К 1830 году экономика окрепла. Возрождению коммерции способствовало то, что в 1830-м Австрия объявила Венецию свободным портом (хотя Триест сохранил более широкий круг привилегий), и когда в 1846 году открылся железнодорожный мост между городом и материком, одни с радостью сочли это признаком прогресса, другие же пришли в возмущение. В их числе был и Джон Рескин, который с негодованием заявил, что эта дорога хуже железной дороги в Гринвиче (а та, по мнению Рескина, была воплощением уродства). На пьяцце Сан-Марко в 1843-м установили газовые фонари, но атмосфера оставалась угнетающей: Вена навязала Венеции австрийский свод законов, цензуру и централизованное, опутанное сложной бюрократической сетью управление ее доминионами. Полицейские сыщики и зачастую консервативно настроенное проавстрийское духовенство занимались доносами и искореняли инакомыслие. Общее недовольство в конце концов вылилось в революцию 1848–1849 годов.

Во главе революции встал либеральный юрист Даниеле Манин. Он был однофамильцем последнего дожа, чем их сходство, собственно, и ограничивалось. В 1847–1848 годах общественное недовольство стремительно нарастало, Манин и согласные с ним горожане стали требовать реформ, и в январе 1848-го его и Николо Томазео посадили в тюрьму. Однако 16 марта огромная толпа протестующих заставила губернатора, графа Палффи, выпустить их на свободу. Два дня спустя австрийские солдаты открыли огонь по бунтовщикам и убили восьмерых. 22 марта начался бунт в Арсенале, и итальянские солдаты австрийской армии отказались открыть огонь. Дальше была революция. В тот день Манин, вскочив на столик одного из кафе на Пьяцце, провозгласил новую республику, заявил о стремлении к объединению Италии (волнения проходили также в Милане, Неаполе и Риме) и в завершение своей речи воскликнул « Viva la Repubblica! Viva la liberta! Viva San Marco! » [5] Да здравствует Республика! Да здравствует Свобода! Да здравствует Сан-Марко! ( ит .) Для его консервативно настроенных коллег подобные лозунги звучали почти как приглашение вернуться к французской Венеции 1797 года с ее танцами вокруг Дерева Свободы на Пьяцце или, хуже того, заставляли вспомнить влюбленный в гильотину Париж 1793 года. Но политика Манина отличалась большей умеренностью: поддерживая либеральные идеи, включая, например, освобождение евреев (он и сам был наполовину еврей) и избирательное право для всего взрослого мужского населения, он защищал и право собственности и, в целом, стремился к сохранению социального статус кво.

По требованию народа 23 марта 1848 года Манин был избран президентом. Он временно отсутствовал тем летом, когда венецианская ассамблея проголосовала за объединение с королевством Пьемонт, а Пьемонт тут же заключил мир с Австрией. Но все остальное время он оставался на посту, и чаще всего ему удавалось сдерживать соперничество и раздоры как политические, так и классовые, чему очень способствовала его личная отвага и вера в людей, равно как и их ответное доверие. 2 апреля 1849 года, когда другие мятежи на территории Италии большей частью стихли и австрийцы готовились осадить город, члены ассамблеи встретились в том же самом зале Большого совета, где в 1797-м их предшественники распустили республику. Последовало бурное обсуждение, и наконец было решено сопротивляться «любой ценой» и передать Манину «неограниченную власть». Ко всеобщему удивлению, к Венеции будто бы вернулся старый боевой дух, который, казалось, вот уже сто лет как умер.