Тимур Хайдаров - Эпоха «Черной смерти» в Золотой Орде и прилегающих регионах (конец XIII – первая половина XV вв.)

Косвенным свидетельством этих событий могут служить цены на ордынский хлеб на генуэзском рынке. Так в 1290 г. мина зерна в Генуе стоила порядка 16 сольди. Уже после первой волны чумы в 1357 г. она составила 40 сольди, а в 90-х гг. XIV в. — от 38 до 55 сольди. Другими свидетельствами ордынского голода во время « Черной смерти » стали как записи о поступлении « живого товара татарского происхождения », зафиксированные в торговых книгах итальянских купцов из Каффы, Танны и из других причерноморских городов, так и законодательные акты итальянских городов, запрещавшие ввоз этого вида товара. Таким образом, эти данные свидетельствовали о стабильной ежемесячной продаже на крымских рынках порядка 47–67 чел. [Карпов С.П., 1986: 141]. И такой высокий уровень торговли сохранялся вплоть до разграбления Таны войсками Тамерлана в 1395 г. [Карпов С.П., 1990: 1990].

Положение ухудшалось тем, что вследствие разности уровня развития сельского хозяйства кочевых и оседлых человеческих сообществ, скорость воспроизводства населения в средневековом татарском государстве оказалась более медленной, чем в русских княжествах. Следовательно, потеря любого специалиста в Золотой Орде оказывалась более чувствительной утратой. Именно этим и можно объяснить начавшиеся в данном государственном образовании процессы децентрализации страны, деурбанизации, экономической деградации и изменения культурного кода среди населения [Schamiloglu U.: 1993: 453].

В то же время, скорее всего, в Улусе Джучи, как и в других человеческих сообществах, оказавшихся в условиях масштабной эпидемии, стало наблюдаться усиление религиозности населения. В ордынском случае речь шла об исламе. С одной стороны, видимым проявлением данного процесса стало закрепление в средневековом татарском государстве принятой в исламском мире системы сакрализации и легитимизации верховной власти [Измайлов И.Л., 2009: 359]. С другой стороны, стала активно применяться принятая в исламе практика оставления местным населением зараженных территорий. В результате, на территории Улуса Джучи стал наблюдаться процесс повторного заселения прежних районов, что в свою очередь позволило запустить процесс постепенного восстановления численности населения. Однако, приостановила этот процесс Великая замятня, разразившаяся после смерти Джанибека в 1360-х г. [Кульпин-Губайдуллин Э.С., 1998: 113].

Куда большей по последствиям была крупная эпидемическая вспышка, возникшая около 1364 гг. на территории Улуса Джучи. В русских летописях она получила собственное название « Великий мор ». Фактически это были проявления начавшейся около 1360 г. второй волны Второй пандемии чумы. Многие отечественные исследователи связывали ее с продолжением эпидемии, возникшей в 1360 г. в Пскове. Но если исходить из данных исторических источников « псковский мор лета 6852 » скорее являлся либо местной локальной вспышкой, либо продолжением европейской чумы. Поэтому, исходя из данных эпидемиологических исследований, скорее всего, как и в случае с 1346–1348 гг., речь идет о вспышке, произошедшей на Нижней Волге или южнее. Именно об этом свидетельствует запись, сделанная персидским летописцем Фасих ал-Хавафи, указавшим на произошедшую в 1359/60 гг. вспышку эпидемии в Азербайджане.

Наиболее подробно эти события, как и в случае с ордынским « мором лета 6854 », были описаны в Троицкой летописи. Ценность представленной в этом летописном своде информации заключается в том, что в ней присутствуют личные оценки летописца о происходивших событиях. Сам текст отрывка имеет ярко выраженный хаотический характер, что зачастую приводит к повторению уже упомянутых фактов.

Согласно точке зрения автора данного летописного свода, разразившаяся эпидемия чумы является божьим наказанием за грехи человеческие. Местом ее начала был обозначен Нижний Новгород « и на уезде Сару, и на Киши, и по странамъ и по волостемъ ». Скорее всего речь могла идти о приходе чумы именно с юго-востока, так как татарская крепость Сары Кылыч (Саров) и село Киши находились от данного города именно в этом направлении. Это предположение подтверждает сам летописец, когда чуть ниже указывает на ордынский город Бельджамен. « Пришел изъ Низу отъ Бездежа в Новгородъ Нижти ».

Далее, если следовать тексту « Троицкой летописи », возникшая летом 1364 г. эпидемия продолжила собирать свой урожай поздней осенью и зимой в Коломне и в Рязани. Летом 1365 и 1366 г. — Переславле и Москве. Причем наибольший размах эпидемии пришелся именно на Переславль. Здесь, если верить летописцу, « мерли люди по многу на день, по 20, по 30 на день, иногда на день 60, 70 человекъ, а иногда по 100 ». Погибших было столь много, что « мало живыхъ, темъ не успеваху живыи мертвыхъ, понеже уможишася, множество мертвыхъ, а мало живыхъ, темъ не успиваху живыи мертвыхъ опрятывати, ниже довольну бяху здравые и десятерымъ болемъ на потребу да послужить. Погребаху же овогда два, три въ едину могилу, овогда же 5, 6, иногда можно до десяти, есть же другоици егда боле 10 въ едину могилу прокладаху, а въ дворе инде единъ человек остася, а инде мнози двори пусти беша ».