Позиция, занятая Соловьевым и Костомаровым в вопросе о восстании Болотникова, сказалась не только на оценке ими природы восстания Болотникова. Она определила собой и то место, которое занимает восстание Болотникова в самом историческом построении этих историков. И для Соловьева и для Костомарова восстание Болотникова — лишь эпизод в истории «Смутного времени». Из 359 столбцов VIII тома «Истории России» Соловьева (в издании «Общественной пользы»), содержащего историю «Смутного времени», восстанию Болотникова посвящено всего лишь 10 столбцов. Костомаров отводит Болотникову 39 страниц во втором томе своего «Смутного времени», общий объем которого составляет (в издании 1904 г.) 672 страницы [27]. Такой объем уже сам по себе исключает возможность сколько-нибудь детального изложения событий и анализа истории восстания Болотникова. И действительно, и Костомаров и особенно Соловьев ограничиваются лишь самой общей и суммарной характеристикой восстания Болотникова, давая лишь элементарную схему-хода событий и далеко не исчерпывая даже того фонда источников, который имелся в их распоряжении.
Совершенно иная оценка должна быть дана взглядам на восстание Болотникова Ключевского. Основное, что характеризует взгляды Ключевского на восстание Болотникова, это то, что восстание Болотникова рассматривается им как движение определенных классов русского общества, как акт классовой борьбы.
Такой взгляд на восстание Болотникова вытекает из общих воззрений Ключевского на эпоху «Смуты». Для Ключевского «Смута» — это явление, в основе которого лежат действия «всех классов русского общества» [28]. В эту общую схему «Смуты» Ключевский вводит и восстание Болотникова, которое, по Ключевскому, представляет собой тот момент в развитии «Смуты», когда в нее «вмешиваются люди «жилецкие», простонародье тяглое и нетяглое», превращающие своим вмешательством «Смуту» из «политической борьбы» «в социальную борьбу, в истребление высших классов низшими» [29].
Взгляд на восстание Болотникова как на борьбу «низших классов» Русского государства — холопов, крестьян и посадских людей — против «высших классов» представляет собой огромный прогресс по сравнению с концепциями Соловьева и Костомарова. Здесь впервые вопрос о восстании Болотникова ставится на твердую почву классовых интересов и классовой борьбы.
Правда, выступая в вопросе о «Смуте» и восстании Болотникова с позиций теории классов и классовой борьбы, Ключевский и в понимании классов и в трактовке классовой борьбы стоит еще на уровне домарксовой социологии. Ему чуждо представление о классовой структуре общества как закономерном выражении господства данного экономического уклада, данного типа производственных отношений. Для него «социальная рознь» есть лишь порождение «неравномерного распределения государственных повинностей» [30]. Столь же чуждо Ключевскому и понимание классовой борьбы как формы, в которой находит свое выражение процесс прогрессивного развития общества. В его представлении угнетенные классы в восстании Болотникова борются не за новый общественный порядок, а поднимаются «против всякого государственного порядка во имя личных льгот, т. е. во имя анархии» [31]. Наконец, и в вопросе о государстве Ключевский исходит из традиционной для буржуазной науки «идеи государственного блага» [32].
Но для характеристики взглядов Ключевского на восстание Болотникова существенно не то, что Ключевский и в этом вопросе остается на позициях буржуазной науки, а то, что в рамках буржуазной науки он все же сумел подняться до понимания классового характера восстания Болотникова, порвав с метафизическими схемами своих предшественников [33].
Последним крупным представителем буржуазной исторической науки в историографии восстания Болотникова является Платонов. Как историк восстания Болотникова Платонов выступает в качестве непосредственного продолжателя Ключевского. Взаимные отношения Ключевского и Платонова можно определить формулой: Платонов реализовал в своих «Очерках по истории Смуты» ту схему «Смуты», которую выдвинул Ключевский.
Платонов полностью воспринимает тезис Ключевского о социальном характере восстания Болотникова как восстания «низших классов» против «высших», сосредоточивая в своей характеристике восстания Болотникова внимание именно на раскрытии социальной природы восстания [34]. При этом, исходя в своем анализе из тезисов Ключевского, Платонов вместе с тем развивает и углубляет отдельные моменты его схемы. Сказанное относится прежде всего к вопросу о предпосылках восстания Болотникова. Если Ключевский ищет корней «социального разлада» «Смутного времени» «в тягловом характере московского государственного порядка» [35], то Платонов переносит разрешение вопроса о предпосылках восстания Болотникова в плоскость взаимоотношений между землевладельцами и крестьянами, подчеркивая, что «в междоусобии 1606–1607 гг. впервые получила открытый характер давнишняя вражда за землю и личную свободу между классом служилых землевладельцев, которому правительство систематически передавало землю и крепило трудовое население, и с другой стороны — работными людьми, которые не умели отстаивать другими средствами, кроме побега и насилия, своей закабаленной личности и «обояренной пашни»» [36].
Читать дальше