Валентин Янин - Музей как лицо эпохи

«Обращение к литературным источникам позволяет заметить одну особенность. Начиная с 1870-х годов, все пишущие о Москве неизменно подчеркивают ее быстрое развитие, урбанизацию, превращение в город в современном смысле — торговый, промышленный, финансовый центр и крупнейший в стране транспортный узел. Этому процессу сопутствует рост науки и просвещения, находящий отражение в строительстве музеев и читален, училищ, гимназий, специальных высших и средних учебных заведений, больниц, театров и т. п.». И несколькими страницами далее, обозначая генезис моего стереотипа: «Устойчивое отношение к архитектуре второй половины прошлого столетия как к феномену исключительно буржуазному в дурном смысле слова коренится, вероятно, в радикальности современной ей русской мысли. Общеизвестна язвительная филиппика Достоевского, вскрывающая чванство и прижимистость купца, требующего вывести на фасаде доходного дома дожевское окно, поскольку он «ничуть не хуже ихнего голоштанного дожа», и обязательно пять этажей, поскольку терять капитала он тоже не намерен».

Но разве тут только чванство и прижимистость? — невысказанно задается вопросом автор. — Разве нельзя предположить и другое — желание даже доходное строение сделать домом, а не многоэтажным бараком? Потом Е. Кириченко подробно и обстоятельно опишет результаты этого «чванства и прижимистости» — неповторимый московский архитектурный облик, свободный, демократический, романтичный. А пока что отвечает на эти вопросы двумя выдержками из трудов II съезда русских зодчих, собравшегося в Москве в последний год XIX века.

«Какой другой век создал столько для удобства жизни человека, когда прежде возникали под влиянием гуманного участия целые колонии для жилья рабочих по строго обдуманному плану? Когда в другое время на благо человечества сооружались такие больницы и школы, когда создавались подобные дворцы из железа и стекла с целью международного общения в интересах промышленности, искусства и науки?» Уберите пафос, естественный для оратора, подводящего итог целому веку, — как бы просит Е. Кириченко своего читателя — и оставьте суть, оставьте лишь причину пафоса: больницы, школы, здания международного общения, фабрики и заводы, музеи и «дворцы науки», и послушайте речь другого оратора того же съезда, уже более конкретную: «Со второй половины нашего века замечается в науке, в литературе, в искусстве особое реальное направление. Общество требует от ученых применения их открытий к улучшению условий его жизни, от художника — картин, изображений, взятых из действительной жизни. Что же оно требует от зодчего? Общество требует прежде всего удовлетворения его реальных требований…»

Вот именно — общество требует, а не государство приказывает.

«Отмена крепостного права и последовавший за ним бурный рост городского населения, — вновь « ab ovo » начинает автор, — создали благоприятные условия для развития частного предпринимательства в области жилищного строительства. На протяжении послепетровского периода важнейшие начинания и контроль за осуществлением строительных работ принадлежат государству. Теперь инициатива в буквальном смысле исходит от частных лиц. Государство утрачивает былое влияние на архитектурный процесс, выступая в качестве заказчика на равных началах с многими другими. Однако частное лицо — не обязательно единичное и не обязательно предприниматель, который занимался и благотворительностью. Значительная роль в разного рода начинаниях принадлежит научным обществам, университету». Так, например, университету принадлежит инициатива строительства Зоологического музея, Музея изящных искусств, и каждое из этих зданий во многом определило облик окружающей застройки.

Демократизация социальной структуры общества, рост науки, культуры, уровня жизни, «потребностей всего населения, в том числе пролетариата» (Е. Кириченко как бы подчеркивает это) привели к образованию в конце XIX века новых точек роста города, уже не транспортно-коммуникационных, а учебных, просветительных, лечебных, благотворительных.

В конце XIX — начале XX века определилось несколько районов интенсивной застройки, связанных с лечебными и просветительскими комплексами. Стромынка стала районом больниц и домов призрения, причем эта специализация не случайна — еще в конце XVIII века здесь была сооружена Преображенская психиатрическая больница. В 1874–1876 годах близ Яузы (на личные средства П. Г. Дервиза) построена первая в Москве детская больница павильонного типа на сто восемьдесят кроватей, планировка которой, разработанная по рекомендации доктора К. А. Раухуса, была одной из лучших по тому времени в мире (и, добавляет Е. Кириченко, послужила образцом для многих больниц России и Западной Европы). Купцами П. А. и В. А. Бахрушиными была сооружена — за три года, с 1884 по 1887 год, — больница для хроников с домом призрения, и вокруг больницы выросли Большая и Малая Бахрушинские улицы. В 1892 году к больнице добавился корпус для неизлечимо больных, в 1903 — родильный дом. В 1890 году на противоположной стороне Стромынки на средства купцов Боевых был построен дом для престарелых и не способных к труду инвалидов на семьсот человек и как следствие — прокладка Большой и Малой Боевских улиц.