Юрий Кривошеев - Русь и монголы. Исследование по истории Северо-Восточной Руси XII–XIV вв.

В отношении С.М. Соловьева к русско-монгольской тематике привлекает взвешенность и концептуальность подхода. Это выразилось соответственно в отсутствии эмоциональных оценок, чем, как мы видели, была заполнена предшествующая историография, и во внимательном отношении к развитию именно внутренних «самобытных» (как сказали бы его современники-славянофилы) процессов. [335]Взгляд на историческое развитие монгольской Руси С.М. Соловьева, таким образом, явился новой научной концепцией этого периода и стал альтернативой преобладающей до этого точки зрения Карамзина — Френа. Тем не менее не умерла и эта линия. Это связано с чрезвычайно успешным развитием русского востоковедения. Более того, Россия становится единственной страной, где складывается монголистика как самостоятельная научная дисциплина. В середине — второй половине XIX в. она была представлена такими именами, как Н.Я. Бичурин, В.В. Григорьев, В.П. Васильев, И.Н. Березин, П.И. Кафаров, В.Г. Тизенгаузен. [336]

В.Г. Тизенгаузен в 1884 г. отмечал, что «изучение монголо-татарского периода с тех пор (со времени академических конкурсов. — Ю.К .) успело во многом продвинуться вперед…». [337]Но вместе с тем «отсутствие основательной, возможно-полной и критически обработанной истории Золотой Орды, или улуса Джучидов… составляет один из самых важных и чувствительных пробелов в нашем бытописании, лишая нас возможности не только ознакомиться с ходом дел и всем строем этой обширной и своеобразной полустепной державы, более 2-х столетий распоряжавшейся судьбами России, но и правильно оценить степень ее влияния на Россию, определив с достоверностью, на чем именно отразилось у нас это монголо-татарское владычество и на сколько оно в самом деле затормозило естественное развитие Русского народа». [338]

Как прокомментировать представленную В.Г. Тизенгаузеном историографическую ситуацию? Безусловно, во-первых, несмотря на «продвинутость» проблемы, осознание неудовлетворительности научного уровня предыдущих исследований (прежде всего по причине неиспользованности всего известного фонда источников), а, во-вторых, у автора явно прослеживаются «старые предрассудки», ибо «идейная платформа» остается в основном прежней — на уровне Карамзина и Френа.

Собственно «Карамзинская» линия наиболее видного представителя нашла в лице Н.И. Костомарова. Исследуя «монгольскую проблему», он подходит к ней, как это было ему присуще, масштабно — на фоне истории всего славянства. «Где только славяне были предоставлены самим себе, там они оставались с своими первобытными качествами и не вырабатывали никакого прочного общественного строя, пригодного для внутреннего порядка и внешней защиты. Только крепкое завоевание или влияние иноземных стихий могло бы привести их к тому», — писал он в одной из своих основополагающих работ. [339]Эти положения даже А.Н. Насонов назвал «фантастической теорией». [340]Но, исходя из них, Н.И. Костомаров, наследуя Н.М. Карамзину, объяснял происхождение самодержавной власти на Руси татарским завоеванием. Наследство Н.М. Карамзина чувствуется и в другом пассаже: при монголах «исчезло чувство свободы, чести, сознания личного достоинства; раболепство пред высшими, деспотизм над низшими стали качествами русской души», произошло «падение свободного духа и отупение народа». [341]В целом для Н.И. Костомарова с завоевания монголов «начался великий переворот русской истории». [342]

Итак, с середины XIX в. «монгольский вопрос» становится одной из главнейших тем в востоковедческих и русских медиевистских исследованиях. Во второй половине века формируются два магистральных пути его изучения. Первый, восходящий к традициям, заложенным Н.М. Карамзиным и Х.Д. Френом, и представленный рядом крупных монголоведов того времени, исходит из значительной, а временами определяющей и всеохватывающей роли монголов в средневековой русской истории. Второй связан с именем прежде всего С.М. Соловьева, а также его продолжателей, среди которых выделяются имена В.О. Ключевского, С.Ф. Платонова, а в первой трети XX в. М.Н. Покровского и А.Е. Преснякова. Для этих ученых главным остается естественный ход внутренней жизни средневековой Руси, не подверженной, по крайней мере кардинальным образом, изменениям. Так С.Ф. Платонов считал монгольское иго лишь «случайностью в нашей истории»; поэтому, писал он, «мы можем рассматривать внутреннюю жизнь русского общества в XIII в. не обращая внимания на факт татарского ига». [343]