Оскар Шервин - Шеридан

По мнению одного исследователя, Шеридан, создавая «Школу злословия», совершил экскурс в драматургию эпохи Реставрации с намерением написать высокую комедию нравов в неореставрационном духе. Что представляет собой основной конфликт, приводящий в движение мир комедии эпохи Реставрации? Это борьба между социальной элитой и выскочками, между людьми благородного и низкого происхождения.

В «Школе злословия» находит выражение этот конфликт класса выскочек и избранного общества. Мотив злословия, пожалуй, неизбежен в комедии из жизни высшего света. Ведь злословие, клевета и интриги — это одна из специализированных функций класса бездельников: «...в словечке каждом — гибель репутаций», как писал А. Поп. Тому, кто лишен возможности собственным трудом зарабатывать себе на жизнь, остается чрезвычайно мало занятий, притом весьма однообразных, которыми он мог бы заполнить свои дни, если не считать карьеристской борьбы за еще более высокое место в обществе да погони за любовными приключениями.

Однако тема злословия не имеет никакого отношения к сюжетной линии Тизлов, в основе которой лежит семейный конфликт. Тщеславие, а вовсе не злословие сбивает с пути истины леди Тизл — в прошлом провинциальную барышню, которой совсем вскружили голову городские моды и наряды. Группа персонажей, занимающихся злословием, служит всего лишь обрамлением и не вполне прочно связана с основным действием. Дело в том, что Шеридан набросал вчерне две пьесы («Клеветники» и «Чета Тизл»), а потом кое-как сколотил их вместе.

Сюжетная линия злословия и сюжетная линия Тизлов так и не приходят к финальному единению.

Шеридан отбрасывает прочь типичное для комедии эпохи Реставрации надуманное представление, будто любовь и брак несовместимы. Любовная история Чарлза Сэрфеса и Марии представляет собой решительный разрыв с традицией. Чарлз — подумать только! — намерен жениться на Марии, а не соблазнить ее. Даже Джозеф безупречен в этом отношении.

Примечательно, что Шеридан освободил свою пьесу от традиционной грубости и резкости: ее диалог не содержит непристойностей и по ходу действия никому не причиняется зло. Драматург видел свою задачу просто-напросто в том, чтобы превратить комедию нравов в средство для выражения дидактических идей в духе Аддисона. Он намеренно предпринял попытку уловить самый тон комедии предыдущего века. И Шеридану действительно удалось восстановить в своей пьесе остроумие, живость и блеск английской комедии эпохи ее расцвета.

Несмотря на триумфальный успех «Школы злословия», будущее театра Друри-Лейн все-таки оставалось весьма неопределенным. Поначалу Гаррик был настроен оптимистически. Некий критик, обращаясь к нему, заметил: «Одна пьеса погоды не делает, и с течением времени «Школа злословия» будет приносить театру все меньше дохода. Вам, сударь, я прямо скажу, что Атлас, державший театр на своих плечах, покинул свой пост». «Разве? — ответил Гаррик. — Что ж, если это действительно так, то он нашел нового Геракла, который заменил его на этом посту».

Но уже вскоре после этого, 13 июля 1777 года, Гаррик писал Кингу: «Бедный старый «Друри»! Боюсь, для него наступают тяжелые времена». А миссис Клайв, которая, как видно, была в курсе последних театральных новостей, хотя сама уже давно покинула сцену, писала в следующем, 1778 году: «Все в театре проклинают бездеятельность Шеридана. Какой контраст: Гаррик и Шеридан! Что с ним сталось? Почему он и пальцем пошевелить не хочет?»

В довершение всего Шеридан-старший, которого сын имел неосторожность назначить режиссером театра, ухитрился поссориться, по причине большого своего самомнения, с Гарриком, и тот с возмущением писал Шеридану-сыну: «Ради бога, заверьте Вашего отца [которого Гаррик называет Томом О’Бедламом], что мне и в голову не приходило вмешиваться в его дела. Я-то, глупец, наивно полагал, что, придя посмотреть, как Бэннистер репетирует роль, которую мне довелось играть и исполнения которой Ваш родитель никогда не видел, я смогу помочь делу, не задевая ничьего самолюбия. Я весьма дорожу своим свободным временем и не желаю, чтобы меня считали человеком, сующим нос в чужие дела; поэтому я ни за что не взял бы на себя смелость посетить какую бы то ни было репетицию, если бы Вы, сударь, сами не попросили меня о том в самых недвусмысленных выражениях. Однако впредь я ни при каких обстоятельствах не буду иметь причастия к этим делам, дабы не получать больше таких посланий, какое мне было доставлено сегодня вечером молодым Бэннистером».