(Суфлерская реплика в сторону. Совсем иную версию этой истории приводит издатель пьес Шеридана Сигмонд. Согласно его рассказу, Шеридан «находился в состоянии крайнего возбуждения по причине перепоя». Вечером накануне дуэли его пригласили отужинать вместе с Мэтьюзом и обоими секундантами. Он всю ночь глушил бордо и встал из-за стола только тогда, когда настало время ехать к месту поединка. Выйдя на улицу, он, пошатываясь, двинулся по Милсом-стрит, забрался спьяну в карету Мэтьюза, заставил секундантов сесть рядом с ним и приказал трогать.
Лорд Джон Тауншенд специально ездил в Бат, чтобы познакомиться с Мэтьюзом и порасспросить его о подробностях его дуэли с Шериданом. Мэтьюз сказал ему, что дуэль эта была «чистейшей мистификацией, да, по сути дела, вовсе и не была дуэлью». По словам Мэтьюза, Шеридан явился на поединок в пьяном виде, и, если бы он, Мэтьюз, захотел убить его, ему бы это не составило никакого труда.
Даже сам Шеридан впоследствии признавался, что его собственное описание этого поединка носило «весьма преувеличенный и недоброжелательный характер». Секундант Мэтьюза Барнетт составил отчет о дуэли и переслал его капитану Помьеру, который признал этот отчет «правдивым, беспристрастным» и расходящимся с его собственным мнением «только в немногих малосущественных частностях». После недолгих препирательств Шеридан подтвердил описание дуэли, сделанное секундантами.)
На Мэтьюза смотрят как на настоящего убийцу. «Появись он на улицах Бата, — писал Шеридан-отец, — его бы насмерть забили камнями. Если когда-нибудь он посмеет снова публично появиться здесь, от него станут шарахаться, как от чумного». Однако время — лучший лекарь, и пятьдесят лет спустя Мэтьюз, пользовавшийся популярностью в обществе и игравший в вист в лучших домах, почил в бозе все в том же Бате. Его жена, эта странная и молчаливая фигура на заднем плане, пережила своего мужа и унаследовала после него «все движимое и недвижимое имущество без малейшего изъятия».
В общем, история эта никого не порадовала, за исключением журналистов. Зато уж они вволю порезвились, обыгрывая эту сенсацию, чем доставили немало веселых минут пострадавшему. Просматривая в постели свежие газеты, Дик шутит: «Ну-ка, узнаем, жив я или умер».
Заметка в газете «Паблик адвертайзер», например, гласит: «Г-н Шеридан-младший, который дрался на дуэли с капитаном Мэтьюзом из-за Батской девы, полностью оправился от нанесенных ему ран, но больше не владеет правой рукой, простреленной в суставе».
Право же, сплетники Бата имели все основания побожиться вслед за Бобом Акром: «Клянусь клинками и эфесами... клянусь кремнями, полками и курками!» [25] «Соперники». — Шеридан Р.-Б. Драматические произведения, с. 80.
Услышав о дуэли, мисс Линли теряет голову от волнения. «Мой муж, мой муж!» — вырывается у нее. Восклицание это поразило всех присутствующих, но было потом приписано нечаянному испугу и вскоре забылось. Она пишет Шеридану нежные любовные письма. «Поверь мне, два дня я была сама не своя, но радостная весть о твоем выздоровлении вернула меня к жизни. О, любимый, дорогой мой, когда я тебя увижу? Не прошу тебя написать мне, потому что тебе, должно быть, еще больно держать перо... О, мой Горацио, до сих пор я и не знала, как сильно люблю тебя. Уверяю, если бы ты погиб, я непременно переоделась бы мужчиной и вызвала бы Мэтьюза на дуэль. Тогда я или последовала бы за тобой, или же отомстила за нас обоих... Да благословит тебя господь, мой милый Горацио, еще раз желаю тебе скорейшего выздоровления и счастья, обнимаю тебя, твоя Элиза».
Но любовной идиллии приходит конец. Отцы влюбленных решают расстроить их свадьбу, Линли — из желания обеспечить себе возможность эксплуатировать таланты своей дочери, Шеридан — из повышенного чувства чести. Мысль о том, что его сын свяжет себя с особой, чье имя вкривь и вкось склоняли в обществе, оскорбляет его достоинство. По правде же говоря, старина Шеридан прямо-таки не в себе оттого, что его сын может жениться на дочке скрипача, а Линли рвет и мечет при мысли, что его дочь хочет идти замуж за сына простого актера.
Положение влюбленных — самое незавидное. Видеться они могут только как знакомые. Линли берет у дочери обещание, что она никогда не выйдет замуж за Ричарда Шеридана, а Шеридан-старший запрещает своему сыну даже переписываться со своей любимой. Как раз в это время старого актера снова приглашают в Дублинский театр, и он вознамерился было взять с собой в Дублин всю свою семью. Элизу известие о готовящемся отъезде Дика в Дублин приводит в ужас. (Близится полночь, когда она, улучив момент, торопливо берется за перо.) «Как красива сейчас эта яркая луна на небе!.. Я чувствую, что с каждым днем моя любовь к тебе становится все крепче, все нежнее. Мысль о разлуке мне невыносима... О, любимый мой Горацио, что же станется тогда с твоей Элизой?»
Читать дальше