Зигфрид Фишер-Фабиан - Александр Великий. Мечта о братстве народов

Только два часа длилась битва в этот ноябрьский день у Исса. Она была выиграна человеком, готовым пожертвовать собственной жизнью, стоявшим во главе более обученного и морально более подготовленного войска, человеком (не стоит об этом забывать!), которому на этот раз улыбнулась удача. Исход боя отнюдь не был предопределен. Дарий тоже мог бы покинуть поле сражения победителем. Цезарь, когда казалось, что шторм разобьет его корабль у иллирийского побережья, крикнул кормчему: «Не бойся ничего! С тобой Цезарь и его удача!»

После непродолжительного безрезультатного преследования. врага Александр вернулся назад: уставший, с разбитыми нагрудными латами, он позволил снять себя с коня. Из раны на правом бедре сочилась кровь. Все кругом шептались о том, что царь был ранен в поединке с Дарием. Обычное дело на войне… Он вошел в шатер побежденного, который, по существовавшему тогда обычаю, не был разграблен, и остановился перед занавесом, как вкопанный. Когда он увидел изготовленные из цельного золота сосуды, мраморную ванну, серебряные кувшины для воды, бутылочки с мазями, ложе из павлиньих перьев, покрытое тигровыми шкурами; когда он вдохнул воздух, напоенный изысканными ароматами пряностей и эссенций, подивился ножкам столов в виде львов и столовой посуде, то обратился к Клиту со словами: «Вот что значит, по-моему, быть царем!»

Позже победители пили вино и вспоминали павших (у македонян было 450 человек убито и в десять раз больше — ранено). Слуга Дария, который, как и все остальные, был лишен языка, чтобы не мог проговориться о том, что слышал, передал ему украшенный рубинами ларец из слоновой кости. Он был пуст, и стали думать о том, что в нем хранить. «Только то, что еще более ценно», — сказал Александр. С этого времени в ларце из слоновой кости лежал свиток с комментариями Аристотеля к «Илиаде» Гомера.

Теперь настал черед той сцены, которая удивляла современников и трогала потомков: имеется в виду встреча Александра с матерью и супругой Великого царя. Сизигамбес и Статира, хорошо зная, что по законам того времени победитель может сделать с ними все, что пожелает, изначально положились на волю судьбы и с плачем упали на землю, когда увидели с триумфом провозимую по лагерю колесницу, — а также лук и пурпурную мантию: они, вероятно, подумали, что Великий царь мертв. Александр через Леонната объяснил несчастным, что считает их не пленницами, а царицами и заверил в том, что будет и впредь с должным почтением относиться к их высокому положению, ибо не ведет войну с женщинами.

Если бы при подобных обстоятельствах, пишет Дрозейн, и у афинян со спартанцами ненависть к вражеским правительницам и жажда любовных развлечений с ними находила бы такой же выход!..

Наверное, ни один из поступков Александра не удивлял потомков больше, чем этот акт благородства, эта почтительность, с помощью которой он мог бы вывернуть деспота наизнанку. Скептики, однако, придерживаются мнения, что его поведением руководило не только великодушие, но также и политические соображения. Царственные пленницы были желанными заложницами.

Рассказывают, что когда некоторое время спустя он вместе с Гефестионом вошел в шатер обеих цариц, то мать, не зная, кто же именно из этих двоих прекрасно одетых мужчин является царем, пала ниц перед его другом, который был выше ростом, чтобы поприветствовать его по персидскому обычаю. Гефестион, отступив назад, дал ей понять, что она ошиблась, и женщина, пребывая в величайшем смущении, уже была уверена, что эта ошибка будет стоить ей жизни, но Александр с улыбкой сказал: «Ты не ошиблась, он тоже Александр». Потом он взял на руки шестилетнего сына Дария и поцеловал его.

Царицам было разрешено похоронить самых близких родственников. Поле сражения было покрыто телами тысяч убитых персидских воинов — правда, не сотнями тысяч, как сообщили македоняне, которые с известной долей преувеличения довели численность персидского войска до полумиллиона человек. Ведь как прекрасно одержать победу, сражаясь за отечество, и победа эта тем прекраснее, чем больше врагов повержено…

В отличие от численности армии противника более достоверным представляется количество трофеев, которое Парменион Спомощью своих писарей тщательно зарегистрировал в Дамаске: 2600 талантов в монетах (соответствует 60.000.000 немецких марок), 500 фунтов серебра в слитках — сумма, которой было достаточно, чтобы заплатить солдатам отсроченное жалованье и обеспечить им содержание на последующие шесть месяцев. Шесть тысяч вьючных животных привезли с обозом не только деньги, но и живую добычу: «329 царских музыкантов и танцовщиц, 46 слуг для плетения венков, 277 придворных поваров, 29 поваров для приготовления еды на очаге, 13 молочников, 70 виночерпиев, 17 виноделов, 40 человек для составления мазей». Среди сотен знатных пленниц, которые были захвачены, оказалось так много прекрасно сложенных, что у Александра, который велел провести их мимо себя, словно на параде, прямо-таки разболелись глаза. В числе их была Барсина, женщина слишком благородная, чтобы сделать из нее рабыню, и слишком прекрасная, чтобы не пожелать ее.