Иван Беляев - Вацлав Гавел. Жизнь в истории [litres]

Я иду с собакой домой и думаю сам о себе.

Тогда приходит четвертое и последнее удивление: мне за мое застенчивое помахивание рукой совершенно не стыдно. В конце концов, у меня действительно нет причин не ответить просвещенному царю на его приветствие. 263 263 https://archive.vaclavhavel-library.org/File/Show/157069.

Итак, ветер перемен дул в Чехословакии слабее, чем в соседних странах. И все-таки во второй половине 80-х гражданская активность постепенно нарастает. Возникают небольшие независимые группы самого разного толка: пацифистские, музыкальные, экологические и многие другие.

Группа журналистов запросила официальное разрешение на возобновление издания газеты «Lidové noviny»; разрешения не получила, но начала издавать ее нелегально. Компания молодых и довольно радикальных диссидентов создала андеграундный журнал «Revolver Revue». Католические активисты запустили петицию о независимости церкви от государства, которую подписали более 600 тысяч человек, хотя одного из главных зачинщиков, Аугустина Навратила, отправили за это в психиатрическую лечебницу. Эммануэль Мандлер и Богумил Долежал в 1987 году создали движение «Демократическая инициатива» – первую оппозиционную организацию, которая позже (правда, всего за неделю до бархатной революции) потребует официальной регистрации.

Весной 1988 года в остравском театре Петра Безруча и пражском Реалистическом театре попробовали включить в программу «Реконструкцию»; под нажимом StB обе труппы от своих замыслов отказались, однако сам факт весьма показателен. В самом начале сентября Гавел отправляется на музыкальный фестиваль в Липнице над Сазавой, где критик Ян Рейжек предлагает ему обратиться к публике (разумеется, не как диссиденту и хартисту, а как «простому слушателю»). Гавел был потрясен тем, как много людей знают его голос по магнитофонным записям пьес и передачам иностранного радио.

21 ноября инженеры технической службы Radio Free Europe / Radio Liberty в Мюнхене неожиданно зафиксировали прекращение глушения на территории СССР и большинства стран соцлагеря. Среди них не было Чехословакии и Болгарии, но всего через несколько недель глушилки отключили и там.

Перемены можно было уловить даже в поведении полицейских, следивших за Гавелом. В конце 1988 года Вацлав отправляет Карелу Шварценбергу в Вену письмо, где описывает такой случай. К ним с Ольгой приехали гости из Словакии, он собрался за разливным пивом, а дежурный остановил его и сказал: «Господин Гавел, я знаю, что у вас в гостях родственники, и политики тут нет. Оставайтесь с ними, а я вам принесу пиво». Шварценберг вспоминал потом, что именно в этот момент осознал: режиму конец 264 264 Жантовский. С. 287. .

Однако самые важные шаги на пути к «концу режима» были еще впереди.

21 августа 1988 года, в двадцатую годовщину советского вторжения, на Вацлавской площади собрался стихийный митинг численностью до 10 тысяч человек. Полиция, судя по всему, не ожидала такой массовости и атаковала демонстрантов далеко не сразу – и не так жестоко, как это будет уже скоро. 28 октября, когда в стране отмечали 70-летие независимости Чехословакии, на Вацлаваке снова собрались тысячи людей, и тут уж в ход пошли практически все средства: дубинки, водометы и даже собаки.

В ноябре Гавел устроил международный симпозиум «Чехословакия-88», приуроченный сразу к нескольким годовщинам национальной истории XX века (это и создание страны, и Мюнхен, и февральский переворот, и советское вторжение). На сей раз власти повели себя двусмысленно: разрешили въехать иностранным гостям, среди которых были, например, британский историк Тимоти Гартон Эш и немецкая издательница Марион Денхоф, но постарались изолировать как можно больше диссидентов, с которыми эти иностранные гости могли бы встретиться. А едва Гавел успел произнести несколько приветственных фраз на открытии симпозиума, как был арестован ворвавшимися в зал агентами в штатском. Он провел в тюрьме четыре дня – неприятное, но едва ли очень страшное наказание для уже опытного диссидента. Зато при домашнем обыске у Гавела отобрали компьютер; об этом он написал председателю правительства Ладиславу Адамецу, указав, что проводившие обыск агенты приняли за компьютер клавиатуру, системный блок описали в протоколе как «усилитель», а монитор и вовсе оставили на месте, решив, что это телевизор.

29 ноября Вацлав Гавел обращается с открытым письмом к президенту Франции Миттерану: