Лариса Печатнова - Спарта. Миф и реальность

В настоящее время взгляд на эфорат как древний дорийский институт высказывается крайне редко. Уже автор статьи в «Реальной энциклопедии», самом авторитетном словаре по древней истории, с большой осторожностью формулирует свою точку зрения на этот счет: «Поскольку принятие учреждения эфората Феопомпом имеет хронологические трудности, то нужно, по крайней мере, согласиться, что в древности не существовало достоверной традиции о возникновении этой должности и ее появление теряется в незапамятных временах. Была ли она ликургова или доликургова — вопрос, который, вероятно, и не стоит поднимать» [81] Szanto. Ephoroi. Sp. 2861. .

Георг Бузольт, автор давно ставшего классическим общего компендиума по истории античного государства и права, относил эфорат скорее к ликурговым институтам, хотя и признавал, что «эфорат носит более молодой характер, чем царская власть и герусия» [82] Busolt G.; Swoboda Н . Griechische Staatskunde. S. 683. . Он предложил свое объяснение тому, каким образом в древности мог появиться взгляд на эфорат как учреждение, возникшее после Ликурга. Г. Бузольт считал, что эта версия возникла в Греции не ранее конца V в., но ее появление он объяснял иначе, чем Эд. Мейер. По мнению Г. Бузольта, именно в это время в Греции ревностно стали заниматься списками должностных лиц, в том числе и спартанскими. Хронографы, поняв, что лист эфоров никак нельзя связать с Ликургом, так как, согласно всем древним расчетам, великий законодатель принадлежал к более ранней эпохе, объявили эфорат учреждением, возникшим позже и не имеющим никакого отношения к Ликургу. Но, как полагал Г. Бузольт, эта версия стала преобладающей не ранее IV в. [83] Ibid. S. 683.

В последнее время в защиту ликургова происхождения эфората выступил автор единственной монографии, вышедшей в послевоенные годы и непосредственно посвященной эфорам, французский исследователь Николя Рише. По его мнению, эфорат и Большая ретра — синхронные явления. Правда, для доказательства своей гипотезы он прибегает к весьма сомнительному построению: он утверждает, что под словами δημότας ανδρας («мужи из народа») в поэме Тиртея (Tyrt. fr. 3 v. 5–6 Diehl³ = Plut. Lyc. 6, 5), скорее всего, имелись в виду эфоры. По его мнению, они так назывались потому, что выбирались из всей массы граждан [84] Richer N . Les ephores. P. 99 ff. .

В пауке иногда делаются попытки примирить две основные версии происхождения эфората. Приведем, в частности, мнение Николаса Хэммонда — автора важного исследования, посвященного проблемам создания классического спартанского полиса. Он полагал, что эфорат не был упомянут в Большой ретре по единственной причине: в тот момент эфоры еще не считались фигурами первого плана. Рост политического влияния эфората, согласно Н. Хэммонду, начался в правление Феопомпа. На это ясно указывает тот факт, что именно с этого момента — с сер. VIII в. — эфорат становится эпонимной магистратурой [85] Hammond N . The Creation of Classical Sparta. P. 84. .

Оригинальной, но недоказуемой представляется версия о появлении эфората в результате трансформации древней жреческой коллегии, постепенно приобретшей политические и административные полномочия и даже потерявшей свое первоначальное название. Так, по мнению С.Л. Лурье, эфоры или, по крайней мере их предшественники, изначально были чисто сакральной коллегией и назывались астеропами, так как они специализировались на гадании по звездам [86] Luria S . Zum politischen Kampf in Sparta gegen Ende des 5. Jahrhunderts // Klio. Bd. 21.1927. Hf. 3/4. S. 417. .

Иногда прообраз эфоров, во всяком случае на первой стадии их существования, видят в гомеровских вестниках. Как и последние, эфоры должны были созывать народ на собрания, а геронтов — в герусию и на заседания суда, объявлять о наборе в ополчение и сопровождать царей в походе, как это делали вестники в гомеровских поэмах.

Но если оставить в стороне умозрительные конструкции и руководствоваться только имеющимися в нашем распоряжении данными традиции, то наиболее убедительной нам представляется версия о постликурговом происхождении эфората. К этой традиции склоняется большинство современных исследователей. Она кажется наиболее достоверной уже потому, что достаточно подробно изложена Аристотелем. Аристотель считал реформу Феопомпа очень важным этапом в развитии спартанского полиса. Царь Феопомп, по его словам, введя эфорат, сознательно пошел на умаление своих полномочий, уступив рядовым гражданам часть своих функций во имя сохранения царской власти как таковой: «Ослабив значение царской власти, он тем самым способствовал продлению ее существования, так что в известном отношении он не умалил се, а, напротив, возвеличил» (Arist. Pol. V. 9. 1. 1313 а 27–30). Это свидетельство Аристотеля имеет для нас исключительную важность. Ведь здесь речь идет о компромиссе между спартанскими царями и гражданской общиной, компромиссе, который был призван обеспечить Спарте социальный мир. После Феопомпа лучшие из спартанских царей не только будут защищать свое отечество на полях сражений, но и рисковать семейным имуществом, личным авторитетом и даже собственной жизнью рада целей, значимых для всего общества. Достаточно вспомнить спартанских царей конца III в. Агиса и Клеомена, которые предприняли героическую попытку спасти государство от надвигающейся социальной катастрофы: один — ценой своей жизни, другой — ценой изгнания.