Единственное более или менее подробное описание криптий принадлежит Плутарху: «Вот как происходили криптии. Время от времени власти отправляли бродить по окрестностям молодых людей, считавшихся наиболее сообразительными, снабдив их только короткими мечами и самым необходимым запасом продовольствия. Днем они отдыхали, прячась по укромным уголкам, а ночью, покинув свои убежища, умерщвляли всех илотов, каких захватывали на дорогах…» (Lyc. 28. 3–5).
Возможно, утверждение Исократа относительно периеков — преувеличение, имманентно присущее любой эмоционально окрашенной речи.
О ксенеласии см.: Зайков А.В. Спартанские ксенеласии // Античная древность и Средние века. Вып. 30. Екатеринбург, 1999. С. 6–25. Автор обращает внимание на важный аспект ксенеласии — его объектами, как правило, становились заметные персоны из числа иностранцев, чей образ жизни казался зловредным и опасным с точки зрения официальной спартанской доктрины (С. 16); Figueira Th.J. Xenelasia and Social Control in Classical Sparta // CQ. N. S. Vol. 53. 2003. № 1. P. 44–74.
Другим способом, служащим той же самой цели, что и ксенеласия, было запрещение собственным гражданам (или, может быть, только гражданам призывного возраста) путешествовать и пребывать вне территории Лаконии без разрешения эфоров (Plut. Lyc. 27. 3–4).
В конце VIII в. эфоры приняли горячее участие в подавлении заговора парфениев (Diod VIII. fr. 21; Polyacn. II. 14. 2). Заранее узнав о готовившемся мятеже, они сумели его предотвратить и в спешном порядке послали руководителя заговора Фаланфа в качестве теора в Дельфы вопросить оракул об основании колонии. Важная деталь в рассказе о заговоре парфениев — это поведение эфоров в отношении изобличенных заговорщиков. Даже по отношению к руководителям заговора (в отличие от случая с Кинадоном) карательные меры не применялись. Наоборот, им даже была оказана помощь в выселении. Такой разный подход к заговорщикам объясняется тем, что в конце VIII в. еще не существовало той жесткой полицейской системы, которую мы находим в классической Спарте. В период ранней архаики государство еще не имело надлежащего инструмента для подавления внутренних гражданских смут и в случае с парфениями предпочло откупиться от опасных смутьянов, взяв на себя дорогостоящую отправку будущих колонистов в Южную Италию.
Царь Архидам перед началом Пелопоннесской войны убеждал спартанцев не ввязываться в военную авантюру, ссылаясь на то, что «денег ведь у нас и так не хватает, и казна у нас пуста, а собрать частные средства будет нелегко» (Thuc. I. 80.4). Согласен с Фукидидом и Аристотель: «Плохо обстоит дело у спартиатов и с государственными финансами: когда государству приходится вести большие войны, его казна оказывается пустой и взносы в нее поступают туго…» (Arist. Pol. II. 6. 23. 1271 b).
Однако следует указать на то, что существуют сильные сомнения относительно достоверности предания, связывающего восстановление стен с проделками Фемистокла. Возможно, это не более чем исторический анекдот, связанный с диффамацией великого афинянина. Ведь о взятке, будто бы данной Фемистоклом эфорам, сообщает только Феопомп, историк, известный своим крайне недоброжелательным отношением к Фемистоклу как представителю ненавистной ему афинской демократии. Кроме версии Феопомпа Плутарх приводит и другой вариант предания, представляющий собой краткий пересказ пространного рассказа Фукидида о восстановлении стен. Ни у Фукидида (I. 89. 3–93. 2), ни у Эфора, которому следуют Диодор (XI. 39) и Корнелий Непот (Them. 6. 2), нет даже намека на взятку. Хотя, с другой стороны, у нас нет оснований и полностью отвергать предание о взятке. Из слов Фукидида о дружбе, которую питали спартанцы к Фемистоклу (I. 91. 1), следует, что этот афинянин вполне мог иметь среди спартанцев друзей, а возможно, и гостеприимцев. Наличие подобных контактов делает более правдоподобной версию о подкупе им эфоров.
Атимия, которой был подвергнут Клеандрид, по-видимому, имела тяжелые последствия для его сына Гилиппа. Ко времени бегства своего отца Гилипп еще не был взрослым человеком. Внезапное прекращение обязательного для спартиата общественного воспитания означало для него потерю части гражданских прав и переход в разряд мофаков (Phylarch, ар. Athen. VI. 102. 271 е-f = FgrHist 81 F 43; Aelian. V. h. XII. 43).
Подобные сравнения довольно часто встречаются в научной литературе. Эта тема нашла свое отражение уже у К.О. Мюллера. Крупнейший социолог современности, Макс Вебер также усматривал внутреннее родство между эфорами и народными трибунами. И тех и других, по его словам, граждане изначально поставили в качестве защиты, в Спарте — от царей, в Риме — от патрициев. И не так уж важно, что эфоры постепенно в большей степени, чем народные трибуны, превратились в чиновников, обслуживающих спартанскую олигархию. Обзор научной литературы, где проводится параллель между эфорами и народными трибунами, см.: Thommen L. Volkstribunat und Ephorat. Uberlegungen zum "Aufseheramt" in Rom und Sparta // Gdttinger Forum fur Altcrtumswissenschaft. 6. 2003. S. 19 f.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу