Пол Картледж - Спартанцы - Герои, изменившие ход истории. Фермопилы - Битва, изменившая ход истории

Когда персидская кампания наконец началась в 490 г. под совместным командованием члена персидской царской семьи Артафрена и мидянина Датиса, ее главной целью стала сначала Эретрия, а затем Афины. Эретрия была легкой добычей. Город сожгли, святилища разрушили, а всех жителей увели в рабство. Позже характерным жестом могущественной императорской власти Дарий предоставил многим эретрийцам чахнуть в качестве пленников и заложников вдали от родной земли на юге Персии, где первое упоминание нефти в исторических документах было небольшой компенсацией за культурное отчуждение. Это поставило афинян, да и всех греков, которые могли бы оказать им помощь, перед лицом надвигающегося персидского вторжения.

Спартанцы заявили, что они могли бы помочь, но, к несчастью, армия численностью в 2000 человек, которую они послали (вероятно, четверть от общего числа всех граждан), прибыла практически после того, как произошла решающая битва. Причину прибытия с опозданием или извинение за него они объяснили тем, что по религиозным соображениям были обязаны дождаться полнолуния прежде, чем выступить в поход. Как дважды в другом месте говорит Геродот, распоряжение богов для спартанцев было важнее, чем любой приказ всего лишь людей, но допустимо предположить, что божественные распоряжения поступали к спартанцам иногда в подозрительно подходящие моменты. При любых обстоятельствах они стремились на поле боя и были щедры с поздравлениями греческим победителям, прежде всего афинянам, а также своим союзникам из Платей (отчасти благодаря прежней дипломатии Клеомена).

Марафонское сражение — битва, на которую спартанцы ухитрились опоздать — была одной из самых знаменитых в древнегреческой и фактически не только древнегреческой, но и мировой истории. Это был триумф Давида над Голиафом, не в последнюю очередь обязанный стратегическому гению одного из афинских полководцев Милтиаду, но, кроме того, и отваге людей, которые сражались на своей земле не только за свою родину, но и за идеал, за нечто большее, чем просто сохранение статус-кво. Как сообщают, потеря живой силы на персидской стороне составила около 6400 человек — спартанцы стремились осматривать трупы, а погибших афинян было всего 192 человека и неопределенное количество платейцев. Платейцев, так же как и афинян, похоронили под почетным могильным холмом на Марафонской равнине, только холм афинян был явно больше и величественнее.

Афинские гоплиты, одержавшие победу, получили почетный титул, обозначаемый новым сложным словом «Марафонские воины», и даже в конце V в. и позже их отвагу и доблесть все еще регулярно воспевали на официальных афинских церемониях, вспоминая погибших на войне. Эти 192 погибших удостоились невероятных почестей, воздаваемых героям. Существует современная точка зрения, согласно которой утверждается, что визуально они были увековечены на огромном мраморном фризе, первоначально украшавшем Парфенон (построенный на Афинском акрополе между 447 и 432 гг.). Другой общественный монумент, который, хотя и недостоверно, но также является памятником в честь Марафонского сражения, — это так называемая Афинская сокровищница, воздвигнутая на территории храма Аполлона в Дельфах.

Легко вообразить досаду и зависть спартанцев, по крайней мере тех спартанцев, которые разделяли взгляды Клеомена на Персию. А в то же время бывший царь Демарат нашел удобную нишу в Персидской империи и фактически в придворных кругах Персии, где мог проявлять себя как бесспорно хорошо информированный и доверенный советник самого Великого царя. Дарий, его первый благодетель, умер в 486 г., престол унаследовал его сын Ксеркс, и предположительно откровенную поддержку в этом ему оказал Демарат. Однако хотя Ксеркса уже и одолевало желание довести до конца незаконченное дело в Греции, оставленное после смерти его отца, у него были и другие, более неотложные и серьезные имперские дела в Египте и Вавилоне. Они заняли приблизительно около двух первых лет его правления. Подготовка великого проекта молодого императора — завоевание материковой Греции и включение ее в Персидскую империю — могла целенаправленно начаться не ранее 484 г.

Геродоту нравилось думать, что Ксеркс вообще не был полностью уверен в целесообразности греческой кампании, но это не в последнюю очередь может быть обязано художественным задачам историка. Если бы только Ксеркс решил не отправляться в поход… тогда бы он сам и его империя избежали бы горечи поражения. Если бы только он послушался мудрого совета своего дяди Артабана. Если бы только. Но на самом деле непохоже, что он долго колебался. Греция могла показаться пустяковым препятствием. В конце концов, все греки были известны своим непостоянством и своей внутренней политической раздробленностью. Поддержка со стороны островитян и жителей материка Ионийскому восстанию была в лучшем случае слабой, и Демарат был не единственным влиятельным греком, считавшим причал у персидских берегов лучшим выбором для проигравшего отечества. Основной греческий способ ведения боевых действий на суше — сражение гоплитов — не сильно бы помог в схватке с его бесчисленными ордами. Если бы Ксеркс проявил больше здравомыслия, он бы отнесся внимательнее к главному военному достижению греков в 80-е гг. V в. — созданному афинянами под вдохновляющим руководством Фемистокла первоклассного, а вскоре и мирового уровня, флота военных кораблей-трирем. Он также мог бы заметить, что Спарта, возможно, именно из-за отступничества Демарата после типичного проявления суеверных колебаний более решительно, чем когда-либо, была настроена оказать ему сопротивление.