Михаил Бойцов - Зодчие, конунги, понтифики в средневековой Европе

Взгляд древнерусских книжников на иудаизм и иудеев формировался и соответственно отражался в ряде переведенных византийских сочинений и в таких памятниках, как «Слова против иудеев» Иоанна Златоуста, «Толковая Палея», «Просветитель» Иосифа Волоцкого, в отдельных посланиях новгородского архиепископа Геннадия, высказываниях русских паломников, посетивших Палестину, западных антииудейских памятниках, переведенных в России в начале XVI в. (Николай Лирский, Самуил евреянин).

Центральное место в антииудейской письменности рубежа XV и XVI вв. занимает составленное Иосифом Волоцким обширное полемическое сочинение «Просветитель» [468]. Оно целиком посвящено обличению ереси «жидовская мудрствующих» и дает возможность осветить два вопроса: 1) как Иосиф понимал иудаизантизм («жидовствование»), в котором он упрекал диссидентов?; 2) каков был его взгляд на самих евреев и иудаизм?

Наши предшествующие исследования показали [469], что, согласно Иосифу, «жидовствование» русских диссидентов выражалось в четырех параметрах: 1) колдовстве и астрологии (чернокнижии и чародействе); 2) отрицании божественности Христа; 3) проповеди Десятословия вместо Евангелия; 4) следовании Закону Моисееву и приверженности обрезанию.

В большинстве случаев конституирующей чертой иудея у Иосифа Волоцкого оказывается тот факт, что иудей — это еретик, а не те или иные «пороки» иудеев как таковых. В тексте «Просветителя» отчетливо сказано, каковы заблуждения еретиков. Но что именно он обличает в самих евреях и иудаизме? Оказывается, что Иосиф вменяет в вину иудеям те черты, которые он видит в ереси «жидовская мудрствующих», а не черты, которые были бы присущи евреям как таковым. Иными словами, ненависть к «еретикам» конститутивна в том дискурсе, который касается евреев. Выясняется, что в полемическом арсенале Иосифа Волоцкого нет сколько-нибудь развернутого набора негативных черт, которые выходили бы за пределы того, что иудеи — не христиане. Отсюда — тавтологическая константа в высказываниях Иосифа Волоцкого об иудеях: они плохи тем, что они — не христиане; быть не христианином равнозначно ереси; евреи не хороши тем, что они — еретики; быть еретиком плохо, потому что плохо быть нехристианином.

Другой пример ученой полемики против иудаизма в ту же эпоху — «Послание инока Саввы на жиды и еретикы» [470]. Мотивы антииудейского дискурса Спиридона-Саввы можно объединить в три основные группы. В первой приведены мотивы, характеризующие основные черты, свойства, качества евреев, какими они видятся Спиридону. Вторая касается судьбы евреев и их отношений с христианами. Третья включает собственно теологические (теоретические) мотивы антииудейского дискурса Спиридона-Саввы (Иисус Христос был подлинно Сыном Божиим и Богом; Новый Завет исполнил, превзошел и отменил Ветхий Завет; христиане, а не иудеи составляют после пришествия Христа истинный Израиль). В трех тематических группах мы находим в общей сложности 16 мотивов антииудейского дискурса, которые тесно переплетены и перетекают один в другой [471]. При этом послание представляет собой компиляцию, сделанную на основе «Толковой Палеи» и «Слова о законе и благодати» митрополита Илариона, а собственное перо Саввы практически ничего к этому не добавило. В итоге его взгляд на иудеев и иудаизм в ряде важнейших пунктов существенно отличается от современных Савве католических противоиудейских обличительных сочинений. При этом бесспорно, что голос инока Саввы — это голос мейнстрима русской православной культуры.

Среди до сих пор не изученных русских памятников антииудейской полемики есть написанное в середине XVI в. иноком одного из русских монастырей Ермолаем-Еразмом [472]«Слово на жиды и еретики от пророческих сказаний…» [473]. Иудеи здесь — главный и фактически единственный предмет полемики. Автор начинает «Слово…» с заявления: «Жидове бо, и иже от них ересем навыкшии, уподобишася нравы сатане, иж не на своем создании хотел престол царствиа созидати, извержен бысть от небес в бездну. Також и сии на Святого Духа основании пророческих речений своя безаконныя нравы мнят исполнити» [474]. Но дальнейшее обличение «беззаконных нравов» иудеев сводится к опровержению мнения, что в пророчествах Исаии речь идет о царе Езекии, а не о Христе, и соответственно — к защите догмата о Боговоплощении и обоснованности праздников Рождества и Сретения. Попутно Ермолай-Еразм откликается на пророчества из книги Зоровавеля (речь идет об иудейском апокрифе VII в. — «Апокалипсисе Зоровавеля»). Тональность полемики вполне адекватно передается, например, таким оборотом: «Жидове ж и иже их ересь держащии, Святому Писанию не любомудрцы, но любоперцы. Христа убо сами отвергшесь и Писание в свой путь отовращают, но не могут, токмо недугуют разумы. И сие о Христе пророченное на Езикею претворяют…» [475]. Они обвинены в «юродстве» («Что ж юродством глаголют яко о Езикеи сиа прорече?») [476], во «лжи», в том, что не способны «воззреть на истину сердечными очами» [477]и потому проецируют пророчества Исаии то на Езекию, то на Манассию, то на Зоровавеля… В целом, как и у Иосифа Волоцкого, топос иудей сводится к топосу еретик [478], и дальше этого Ермолай-Еразм не идет.