Всеволод Керов - Народные восстания и еретические движения во Франции в конце XIII — начале XIV в.

Анализ взглядов Оливи на характер познания подтверждает наш вывод о связи его учения о познании с аналогичным учением Сигера Брабантского, имеющим материалистические тенденции. Взгляды Оливи в этом вопросе оказали влияние на Дунса Скота.

Учение Оливи о свободе воли также связано с признанием роли человеческих чувств и аффектов (64, II, Q. LVII, р. 31; 7289). Его рассуждения по этому и другим вопросам, касающимся роли психической и умственной деятельности человека, не были научно обоснованы, однако для своего времени они были шагом вперед по сравнению с господствовавшими в схоластике представлениями; объективно они подрывали один из основных тезисов христианского вероучения — тезис о божественном происхождении бессмертной человеческой души.

В духе близких к материализму идей концептуализма решал Оливи и проблему универсалий. Он поддерживал то положение, что «универсалии обладают какой-либо всеобщностью только в интеллекте и сообразно интеллекту» (64, I, Q. XIII, р. 235). И пояснил: «Основа заключена в вещи, но она дополняется в нашем интеллекте» (64, I, Q. XII, р. 228). Он пишет также, что существует только индивидуальное, всеобщее представляет собой лишь интеллект (64, I, Q. XIII, р. 235). Таким образом, в решении вопроса об универсалиях Оливи оказался как бы промежуточной фигурой между такими сторонниками концептуализма, как Абеляр и Оккам, и вместе с тем приблизился к номиналистам, в частности к Сигеру Брабантскому. К. Маркс и Ф. Энгельс, имея в виду эпоху средневековья, считали номинализм «первым выражением материализма» (1, с. 142).

Мнение, отличное от господствовавшей в схоластике точки зрения, высказывал Оливи и по такому важному в логике вопросу, как роль предиката, т. е. элемента какого-либо суждения, который утверждается или отрицается относительно субъекта суждения (28, р. 232).

О значении, которое придавал Оливи опытному знанию, свидетельствуют и некоторые другие его теории. Прежде всего следует упомянуть о его взгляде на характер движения тела. В отличие от принятой в схоластике точки зрения Оливи развивал доказательства существования принципа передачи движения движущимся телом, и писал, что «выведение движения из движущейся материи доказывает, что движение может быть объяснено только с помощью естественной связи самой движущейся материи с непосредственной и внутренней причиной ее движения». (64, I, Q. XXIX, р. 502).

Эта точка зрения созвучна с его теорией «импульса». Сторонники этой теории в противоположность доктрине Аристотеля доказывали, что «импульс, или отклонения, сообщенные брошенному телу силой, продолжают приводить в движение это тело даже в отсутствие этой силы» (64, I, Q. XXX, р. 563). Таким образом, Оливи можно считать родоначальником теории, которая встречается позднее у Иоанна Буридана и Альберта Саксонского. Именно об этой теории писал О. В. Трахтенберг.

Интересны наблюдения Оливи относительно силы притяжения: «Более вероятно, что это не центр притягивает земную массу, но скорее она сама движется к центру благодаря силе притяжения, существующей сама по себе» (64, I, Q. XXIII, p. 433). Далее Оливи указывает вопреки мнению Аристотеля: «Магнит притягивает железо (расположенное на расстоянии), но отнюдь не воздух, находящийся между ними» (64,1, Q. XXIII, р. 433).

Ссылаясь на результаты, получаемые опытным путем, Оливи писал, что сущности (субстанции) многочисленны, разнообразны не в количественном отношении, а с точки зрения основных (фундаментальных) различий (64, I, Q. XXII, р. 388). По мнению некоторых философов, это и подобные утверждения более подходят современникам Декарта, чем автору XIII в. (243, р. 191).

Таким образом, мы видим, что взгляды Оливи в области теологии и философии по ряду важных вопросов значительно отличались от господствовавших воззрений, а порой и противоречили католической идеологии. Это были, прежде всего, отклонения от христианского вероучения, от положений схоластики. Оливи выступал против некоторых концепций, защищавшихся Фомой Аквинским и его последователями, с одной стороны, и апологетами августинизма — с другой.

В определенной степени взгляды Оливи представляли собой проявление свободомыслия, критического отношения к церковной идеологии, но при этом не следует отождествлять свободомыслие с атеизмом (217, с. 330 и др.).

Оливи очень часто цитирует Аристотеля и других философов древности, а также Авиценну и Аверроэса. В некоторых вопросах он отвергает положения Аристотеля в пользу прогрессивной материалистической тенденции (прежде всего в вопросе о познании и других). Мы отмечали сходство ряда тезисов Оливи с аверроистскими положениями материалистического толка, в частности с положениями Сигера Брабантского. Один из хронистов, рассказывая об осуждении в 1312 г. тезиса Оливи о соотношении души и тела, подчеркнул, что речь шла об ошибке Оливи, «заимствованной у сарацинского философа Аверроэса» ( Hunc еггогеш Petri Joannis sumptum ex Averros Saraceno philosophe ) (22, p. 560, XIX). Многие исследователи признают влияние на Оливи сочинений Авиценны и Аверроэса (155, с. 400–401; 249, р. 61–65; 254, р. 15–29).