Наталья Сивкина - Последний конфликт в независимой Греции - Союзническая война 220–217 гг. до н. э.

Начало кампании македонский царь запланировал перенести на море. Этот шаг можно расценить как поворот в его политике — отныне допустимо говорить о его опоре на флот в западных водах [341]. Примечательно, что до сих пор Филипп вел разумную политику: как отмечает В. Тарн, он не отрезал Этолийский союз от Адриатики, не заставил Элиду и Спарту войти в Эллинскую лигу. Вероятно, он рассчитывал заключить с Этолией договор в духе Антигона Гоната и Антигона Досона [342]. В таком случае, необходимо выяснить, чем же была вызвана столь серьезная перемена в его политике? Можно ли говорить, что уже в 218 г. Филипп разглядел угрозу с запада? Действительно ли он поддался влиянию Деметрия Фарского, находившегося при царе всего несколько месяцев (Polyb., IV, 66, 4–5), или этот шаг был результатом иных обстоятельств?

Едва ли следует придавать большое значение версии о пристальном внимании Филиппа к италийским делам, тем более, что он был основательно занят войной в Греции. Еще менее правдоподобным выглядит предположение о влиянии на царя уже в это время авантюриста Деметрия. Филипп в первой же военной кампании показал, что не желает быть марионеткой ни в чьих руках, он стремился даже избавиться от давления Арата, к которому он питал давнее уважение. Конечно, он мог прислушиваться к советам Деметрия. Но, вероятно, вопросы царя касались не Рима, а методов ведения войны пиратами, особенностей судостроения, преимуществ какого-то типа кораблей перед другими и т. п. Поскольку действия Деметрия Фарского мало чем отличались в прежние годы от деяний этолийцев, его знания имели большое значение для македонян, которые после правления Антигона Гоната не совершенствовали свои навыки сражений на море.

До сих пор молодой царь действовал весьма осторожно, когда дело касалось установления македонского влияния в Греции, следуя в этом вопросе принципам Антигона Досона, добившегося своей умеренностью большой популярности. Однако некоторое шаги, предпринятые Филиппом в этой войне, свидетельствуют, что он окреп и как полководец, и как правитель. Под его контролем оказались земли в Пелопоннесе, он оценил преимущества мобильной переброски сил. Определенно, он должен был придти к мысли, что флот — не обязательно в западных водах, а флот вообще — необходим для успешного ведения и мирных, и военных дел. Вероятно, стоит прислушаться к мнению Ф. Уолбэнка, что «морская программа Филиппа могла зародиться в ходе кампании 219 г. Царь был поражен потенциальными возможностями Эниад, которые он укрепил» [343]. Эта кампания открыла западный путь в Пелопоннес через Амбракию и Акарнанню, нужны были лишь удобная база и флот. В ходе боевых действий Филипп получил Эниады, так что первая задача была решена; дело было за второй. Можно также добавить, что подобный путь стал бы удачной альтернативой традиционной дороге через Фермопилы, которая в самый неподходящий момент, как это было с войсками Антигона Досона, легко блокировалась врагами македонян.

Тот факт, что корабли оказались в Адриатике, вовсе не говорит об иллирийских и тем более италийских планах царя [344], хотя появление нового флота не осталось незамеченным римлянами. Целью македонского царя в атом сезоне был разгром Этолии и пресечение действий этолийских пиратов, рейды которых вызвали эту войны. Только военный флот мог гарантировать свободу мореплавания в регионе и создавать угрозу коммуникациям врага в Элиде и Этолии. С флотом Филипп мог высадиться на территории любого члена вражеской коалиции и разбить противника поодиночке. Поэтому, как гегемон лиги, в задачу которого входило обеспечение безопасности союзников, Филипп и начал осваивать морское пространство. Правда новых кораблей, видимо, построено не было. Царь собрал старые македонские суда и флот союзников. Полибий говорит о его обращении к мессенцам, эпиротам, акарнанцам и Скердилаиду. Последний, в частности, предоставил 15 судов (Polyb., V, 3, 3; 4, 3).

Обучив войско, Филипп, согласно Полибию, избрал целью Кефаллению (Polyb., V, 3, 3–10). Выбор направления удара был неслучаен. Историк вполне обоснованно приводит мотивы такого выбора. Кефалления была опорой этолийцев, на кефалленских кораблях они переправлялись в Пелопоннес. Кроме того, остров имел стратегическое положение, так как «лежал напротив Коринфского залива и господствовал… над Элидой, Этолией, Акарнанией и Эпиром» (V, 3, 7–10). Н. Хэммонд считает [345], что целью Филиппа был раскол врагов. Допустимо предположение, что царь планировал создать на острове еще один опорный пункт, который вместе с Коринфом, Деметриадой и Халкидой стал бы «цепями Эллады», как впоследствии их называли (Polyb., XVIII, 11, 4–14). Ведь до сих пор западное побережье не было охвачено этими «оковами».