Наталья Сивкина - Последний конфликт в независимой Греции - Союзническая война 220–217 гг. до н. э.

Но в таком случае представляется нелогичным невмешательство Тавриона в столь явное нарушение Общего Мира, как уничтожение Кинефы. Полибий сообщает, что Таврион получил известие о вторжении этолийцев и о судьбе Кинефы. Однако, вместо того, чтобы самому поспешить с войском и остановить этолийцев, Таврион начал переговоры с иллирийцем Деметрием Фарским (Polyb., IV, 19, 7–9). Тот был занят опустошением Киклад (Polyb., IV, 16, 8), и его действия нельзя расценить иначе, как пиратские. Именно этого авантюриста Таврион уговорил воспрепятствовать переправе этолийцев. Можно предположить, что Деметрий не столь охотно принял бы это предложение, если бы не соблазн отбить добычу, награбленную в Кинефе. Более того, Таврион даже обещал оплатить все расходы, связанные с перетаскиванием лодок. Однако переговоры, видимо, затянулись, и Деметрий опоздал к переправе этолийцев на два дня. Таким образом, можно отметить, что Таврион по каким-то причинам сам не смог отразить нападение этолийцев.

В-третьих, этолийцы в этом инциденте повели себя весьма неблагоразумно. Следует вспомнить предшествующие события и столкновение при Кафиях. Собственно, этолийское предприятие в Мессении тогда по сути было грабительским, но преследовало и политические цели (Polyb., IV, 3–4; 6, 11–12). Как уже отмечалось выше, этолийцы, так же как и Арат, считали момент для начала боевых действий благоприятным (Polyb., IV, 3, 3). Маневры Доримаха в Пелопоннесе можно истолковать как испытание лиги на прочность. Разгром ахейцев при Кафиях способствовал осознанию этолийцами своего преимущества над соперником. Поэтому после битвы при Кафиях они не только не прекратили набеги, но еще более дерзко стали вмешиваться во внутренние дела Пелопоннеса (Polyb., IV, 17; 25, 4–5).

Вероятно, у них появился шанс помешать ахейцам организовать против них единый фронт пелопоннесцев. В связи с этим иное значение приобретают сообщения, что этолийцы вступили в переговоры с изгнанниками из Кинефы (Polyb., IV, 17, 12), потом осаждали Клейтор, требуя, чтобы жители отложились от ахейцев и вступили в союз с ними (Polyb., IV, 19, 2). Более того, до вторжения они вели переговоры и со спартанцами (Polyb., IV, 22, 5), и только появление македонского царя в Пелопоннесе не позволило им объединить силы.

Следует обратить внимание еще на одно событие: после ухода этолийцев из Пелопоннеса, туда прибыл с войском македонский царь Филипп V. Полибий отмечает, что царь опоздал, но целью его похода было оказание помощи ахейцам (Polyb., IV, 22, 2). Однако не вполне ясно, когда и в связи с каким событием Македония решила оказать помощь союзнику. Дело в том, что в битве при Кафиях, как отмечалось выше, македонский царь участия не принимал. Более того, даже после этого столкновения ничего необычного в поведении этолийцев Филипп и союзники не усмотрели и приняли решение оставаться с ними в мире (Polyb., IV, 16, 3).

Пока этолийцы осаждали Клейтор, Арат вновь обратился за помощью к Филиппу (Polyb., IV, 19,1). Здесь остаются смутными следующие моменты: кому требовалась помощь — ахейцам или союзникам; и почему призыв был направлен в далекую Македонию. Ведь с самого начала было очевидно, что сбор войска и продвижение их в Пелопоннес должно было занять гораздо больше времени, чем требовалось Тавриону, находившемуся на полуострове. Неудивительно, что македонский царь прибыл с таким опозданием. Вероятно, об уходе этолийцев он был извещен еще по дороге в Пелопоннес. Поэтому по прибытии он приказал собрать всех представителей союзников в Коринфе (Polyb., IV, 22, 2), где обсуждался вопрос об агрессии этолийцев. Пока же делегаты собирались, Филипп направился в Спарту — еще один очаг недовольства в Пелопоннесе (Polyb., IV, 22, 3–24). Согласно Полибию, спартанцы вступили в переговоры с этолийцами. Однако Доримах поспешил покинуть Пелопоннес до прихода македонских сил, что вызвало панику среди спартанских изменников. Стремясь предотвратить раскрытие их планов, они организовали массовые убийства промакедонски настроенных должностных лиц и многих других граждан.

Именно эти беспорядки и привлекли внимание Филиппа. Примечательно, что в итоге виновные остались безнаказанными. Филипп долго колебался в решении участи Спарты. В его окружении были высказаны три точки зрения (Polyb., IV, 23, 8–9). Одна восходит к Апеллесу, считавшего Спарту явным врагом, которого следует уничтожить, как в свое время Александр Македонский поступил с Фивами. Второе предложение исходило от старшего поколения, они предлагали удалить виновных из города и передать управление в руки друзей македонян. Однако царь последовал третьему совету, исходящему от Арата [196]. Царь заявил, что он во внутренние дела государств лиги не вмешивается (Polyb., IV, 24, 4–6). Подобные действия Филиппа находят лишь одно объяснение: Филипп желал продемонстрировать союзникам, что соблюдение условий договора для него намного важнее, чем потеря нескольких сторонников.