Наталья Сивкина - Последний конфликт в независимой Греции - Союзническая война 220–217 гг. до н. э.

Итак, становится очевидным, что именно Деметрий, а вовсе не македонское государство, был опасен Риму. Внешне связи Деметрия с македонским царским домом выглядели подозрительно и враждебно. Неудивительно, что Рим и Македония игнорировали друг друга, находясь в состоянии «холодной войны», если воспользоваться современной терминологией. Предоставление убежища Деметрию после разгрома и нежелание выдать его римлянам (Liv., 22, 33, 3) в 217 г., а также занятие Дассаретиды в борьбе против Скердилаида и претензии на Аполлонию в следующем году — все эти шаги были расценены сенатом как акт открытой вражды. В расчет не были приняты ни ультимативный характер римского требования, предъявленного царю, ни его греческие интересы, ни мирные устремления. Римляне фактически оценивали все его действия через призму собственной агрессивности, что в конце концов и привело Рим и Македонию к войне.

Переходя к обзору македонско-иллирийских отношений, прежде всего следует ответить на вопрос, расценили ли македоняне действия римлян в Иллирии как агрессивные и наносящие ущерб своим интересам. Едва ли следует, в свете этих событий, говорить о македонской враждебности Риму [141]. Македония после смерти Деметрия II была едва способна защитить собственные границы. Дарданы весной 229 г., нанеся поражение Деметрию, наводнили Пеонию и вторглись в македонские земли. В то время как новый правитель — регент Антигон Досон — боролся против них и наводил порядок в стране, активизировались другие враги. Этолийцы вторглись в Фессалию, Афины восстановили независимость. Престиж Македонии настолько упал, что едва ли можно было теперь говорить об её доминирующей роли в греческом мире. Учитывая подобные обстоятельства, римляне не должны были воспринимать Македонию как угрозу их протекторату над Иллирией [142]. Утверждение о том, что Рим мог предвидеть восстановление могущества Антигонидского царства и его наступление на Иллирию, вводит нас в опасную сферу чистых предположений.

Мнение некоторых исследователей [143]о важности западных границ для Македонии и о действиях Рима, отрезавших ее от моря, несколько преувеличено. Следует вспомнить хотя бы тот факт, что у Македонии во времена Досона не было сильного флота, способного контролировать западные воды. Более того, морская программа вообще была заброшена царем после 227 г. [144]Дело в том, что для казны содержание наряду с большим сухопутным войском еще и соразмерного с ним флота было слишком тяжелым бременем. Помимо денег, недоставало также квалифицированных кадров. Лишь в ходе Союзнической войны Филипп V начал воплощать в жизнь морскую программу и занялся строительством судов, однако, не вполне успешно [145]. Македонский флот появится лишь к 201 г.

Что касается сухопутной — как западной, так и северной — границы, то для македонского царя она всегда была неспокойной [146], но это обстоятельство не позволяет говорить об Иллирии как о македонской «сфере жизненных интересов». Сил для ее подчинения ни у одного македонского правителя не было: гористая местность и партизанская тактика ведения войны местным населением становились существенным препятствием для завоевания Иллирии. Даже самый успешный в иллирийских делах македонский царь Филипп II никогда не подчинял себе всю Иллирию, никогда не управлял областью, вошедшей позднее в римский протекторат [147]. Кроме того, племенная структура Иллирии создавала благоприятные условия для наиболее амбициозных иллирийских вождей в осуществлении собственной политики. Здесь было невозможно решать пограничные проблемы на основе сколько-нибудь длительного соглашения. Поэтому Македонии требовалась хорошая линия обороны и постоянная боеготовность. Принимая во внимание тот факт, что из Деметриевой войны македонское царство вышло с большими потерями, едва ли оно могло тогда помериться силами с агрессивным иллирийским государством Агрона и Тевты. Агрон располагал гораздо более мощным военным потенциалом, чем любой иллирийский правитель когда-либо прежде. Позднее другие иллирийские династы, такие как Деметрий Фарский и Скердилаид, имея более скромные возможности, чем Агрон, занимались пиратством, не чувствуя никакого давления со стороны соседей, в том числе и с запада [148].

Можно привлечь еще один аргумент в пользу мнения, что ни Иллирия, ни западные границы не были в числе приоритетных забот македонского царя. В 227 г. Антигон отправился в Карию, т. е. в Азию, и прервал поход, вероятно, в связи с посольством из Ахайи [149]. Попытка вторжения в Карию весьма показательна: едва ли ее возможно воспринять как часть западной программы. Если бы не возникла непредвиденная ситуация в Греции, амбиции Досона простерлись бы совсем в ином направлении. Скорее всего, устремления македонян ни в ходе, ни после первой Иллирийской войны не были направлены ни против Рима, ни на завоевание иллирийских племен. Более того, Полибий, не упускающий возможности дискредитировать дом Антигонидов, не сообщает ни о каких македонских планах в этом регионе в то время.