Владимир Фромер - Ошибка Нострадамуса

В «великий день Бородина» Толстой находился в самом эпицентре сражения, на батарее Раевского, прозванной французами «адской пастью». Сражался он отчаянно и был ранен в левую ногу пулею навылет. В дальнейшем участвовал в европейском походе победоносной российской армии, был произведен в полковники и удостоен вожделенного для любого русского офицера ордена Святого Георгия Победоносца 4-й степени.

После войны с Наполеоном Толстой поселился в Москве, в Староконюшенном переулке, изредка наезжая в Петербург. Человек странный и загадочный, герой Отечественной войны, он занял видное место в московском светском обществе. Дамы были от него без ума. Однако в своей жизни он ничего менять не стал. Еще с большим размахом вел карточную игру. Опять пошли дуэли. Все уже знали, что с этим человеком лучше не связываться, ибо поединок с ним равнозначен самоубийству.

Однажды он вел игру с одним господином, и тот сказал ему:

— Граф, вы передергиваете. Я с вами больше не играю!

Федор Иванович спокойно ответил:

— Да, я передергиваю, но не люблю, когда мне на это указывают. Продолжайте играть, или я размозжу вам голову вот этим шандалом.

И перепуганный партнер продолжал играть и проигрывать.

Рассказывают, что какой-то князь задолжал ему по векселю несколько тысяч рублей. Неоднократные письменные напоминания он проигнорировал. Наконец Толстой ему написал: «Если вы к такому-то числу не выплатите долг свой весь сполна, то я не пойду искать правосудия в судебных инстанциях, а отнесусь прямо к лицу вашего сиятельства». Стоит ли говорить, что вексель был немедленно погашен.

Как-то раз шла крупная игра в Английском клубе. Уже под утро все разошлись, и Американец остался один на один с графом Василием Гагариным. Он подвел итог и сказал:

— Вы должны мне 2000 рублей, извольте заплатить.

— Это неправда, — возразил Гагарин. — Вы их записали, но я их не проигрывал.

— Я верю своим записям, а не вашим словам, — ответил Толстой. Он встал, запер дверь и, положив перед собой пистолет, произнес: — Эта штука, между прочим, заряжена, так что заплатить вам все равно придется. Даю на размышление десять минут.

Гагарин откинулся на спинку кресла, смерил Толстого презрительным взглядом, положил на стол часы и бумажник и сказал:

— Вот все мое имущество. За часы ты сможешь получить 500 рублей. В бумажнике 25. Только это тебе и достанется, если меня убьешь. К тому же убийство — не дуэль. Тебе придется заплатить не одну тысячу, чтобы скрыть преступление. Ну, будешь ты в меня стрелять после этого? Даю на размышление десять минут.

— Молодец! — воскликнул Толстой и бросился его обнимать.

С этого дня они стали неразлучны. Однажды Гагарин нашел Толстого, как всегда, в клубе за карточным столом. На Гагарине лица не было.

— Что с тобой, мой милый, — спросил Американец. — Уж не влюбился ли ты?

— У меня завтра в 11 утра дуэль с драгунским офицером поручиком Никольским. Он меня оскорбил, и я его вызвал. Прошу тебя быть моим секундантом, — сказал Гагарин.

— Хорошо, — ответил Толстой, — заезжай за мной завтра утром.

Когда Гагарин приехал к нему в условленное время, то увидел, что Толстой преспокойно спит. Разбудив его, сказал с упреком:

— Федор, ты разве забыл, что через час дуэль. Когда дело касается чести — не опаздывают.

— Ничего этого уже не нужно, — зевая, ответил Толстой. — Вчера вечером я нашел твоего офицера и, придравшись к какому-то пустяку, дал ему по физиономии. Он, разумеется, потребовал сатисфакции. Дуэль состоялась в шесть утра, и я его убил. Вот и все. А сейчас дай мне поспать.

В 1821 году Толстой неожиданно для себя самого женился. Случилось это так. В разгульной жизни русской аристократии той поры большую роль играли цыгане. Тогда они еще не пели в ресторанах, «Яра» еще и в помине не было. Центром жгучего цыганского веселья был цыганский табор. Туда уж если ездили, то на несколько дней, — гулять, так гулять. Завсегдатаями табора были обычно вельможи, офицеры, помещики, купцы, «золотая молодежь». Всех привлекали цыганские песни, имевшие странную силу вызывать у слушателей целые вереницы образов. Эти песни пробуждали древние инстинкты, мирно дремавшие под легким налетом цивилизации, будили тайно хранимую в недрах души любовь к вольности и бродячей жизни. Цыганская музыка действовала даже на самых прозаических обывателей, погрязших в рутине жизни. Федор Толстой обожал всё цыганское, наслаждался напевами, полными ностальгии и экзотики. В таборе он, случалось, проводил целые недели и оставил там не одну тысячу рублей. Цыгане считали его своим.