В 1931 году Чарльз женился на Елене Иосифовне Мандельштам. У них родился сын, которого назвали Роальдом и честь знаменитого путешественника Роальда Амундсена, весьма популярного тогда в Советском Союзе.
Но бывшему гражданину США, носящему имя Чарльз, да к тому же еврею, не суждена была спокойная жизнь. Вскоре после рождения сына он был арестован и отправлен на несколько лет в лагеря, а затем в ссылку в Казахстан.
Когда началась война, Елена Иосифовна отправила сына в Казахстан к отцу, и он, таким образом, избежал блокады.
В Ленинград Роальд смог вернуться лишь в 1947 году. После успешного окончания школы поступил в Политехнический институт. Тогда и грянула беда. Он заболел, и вердикт врачей был ужасен: костный туберкулез. От этой болезни нет спасения. Какая уж тут учеба.
* * *
Он жил в узкой и длинной, похожей на гроб, комнате на Садовой у Калинкина моста, под самой крышей. Чем не мансарда? Но ведь Ленинград это не Париж с его теплым климатом. С костным туберкулезом и астмой в таком месте жить совсем не весело.
Мебели в этой комнате почти не было. Зато были книги. Много книг. Он редко выходил из дома. Лежал в кровати и писал. Исписанные листки падали на пол, накрывая его белым саваном. Чтобы избавиться от чудовищной боли, принимал лошадиные дозы морфия, иначе не смог бы думать и сочинять. Морфий был его единственным спасением. Его руки были исколоты как у профессионального наркомана.
Да он и был им — не по своей воле, конечно. Морфий ему доставала сестра, работавшая лаборанткой в аптеке. Деньги на жизнь давала мать, отрывавшая какие-то крохи от своей жалкой пенсии. Кое-что присылал отец из Казахстана. Помогали, чем могли, друзья-художники.
Роальд Мандельштам не имел ничего общего с поэтическим дискурсом своего времени. Идеал поэта-гражданина был ему чужд. Он жил в ином измерении. Его поэзию питали родники Серебряного века и античного мира. Но именно он стоит у истоков ренессанса ленинградской поэтической школы 60-80-х годов. В его творчестве наличествовали все основные компоненты подпольной петербургской культуры за двадцать лет до ее расцвета. Вот некоторые из них.
Творческая изоляция: поэт разговаривает сам с собой, а мир подслушивает.
Тяга к мировой культуре.
Отношение к языку как к исключительно гибкому и самодостаточному вершителю творческого процесса.
Ну и тема Петербурга, конечно. Поэты ленинградской школы никогда не прекращали попыток выразить в стихах его тайную метафизическую сущность.
Стихи Роальда Мандельштама опровергают установившиеся представления о том, какой должна быть поэзия. На первый взгляд, они искусственны и безжизненны, с вполне традиционным набором романтических штампов. Местами даже примитивны с точки зрения поэтической техники и вкуса. Но это только на первый очень поверхностный взгляд. Попробуйте в них вчитаться, и вы почувствуете, какой магнетической силой они обладают. Их волшебная магия взрывает традиционную поэтику, которую они внешне соблюдают.
Нелепо, конечно, отрицать громадное влияние на творчество Роальда Мандельштама поэтов Серебряного века и античной культуры. Он ведь был книжным мальчиком, узником своей «мансарды». Но он в то же время обладал талантом особого рода, позволяющим превращать в свое все чужое.
Поэзия Мандельштама в значительной своей части урбанистическая. Его городской пейзаж визуален, колоритен и выразителен, что отчасти объясняется творческими связями поэта с художниками-авангардистами шестидесятых годов.
В целом мире не сыщешь белее ночей,
Мостовых не найдешь горячей.
А в ночи безотрадней домов не найти,
Перевитых в ночные пути…
В эти черные окна, лишь гаснет заря,
Наливается свет фонаря.
А в пустой тишине запоздалый трамвай
Да собачий серебряный лай.
Тема трамвая, разумеется, навеяна Гумилевым.
Алый трамвай
Сон оборвался. Не кончен.
Хохот и каменный лай.
В звездную изморозь ночи
Выброшен алый трамвай.
Пара пустых коридоров
Мчится один за другим.
В каждом — двойник командора —
Холод гранитной ноги.
— Кто тут?
— Кондуктор могилы!
Молния взгляда черна.
Синее горло сдавила
Цепь золотого руна.
Где я? (Кондуктор хохочет.)
Что это? Ад или рай?
— В звездную изморозь ночи
Выброшен алый трамвай!
Кто остановит вагоны?
Нас закружило кольцо.
Мертвый чугунной вороной
Ветер ударит в лицо.
Читать дальше