Владимир Фромер - Солнце в крови. Том первый

Через неделю после похорон Хадада Рафуль приехал в Мардж-Аюн. Терез встретила его в дверях, и он поцеловал руку этой маленькой храброй женщины. Подавая кофе, она вдруг сказала: «Рафуль, ты знаешь, что мой муж умер счастливым?»

Рафуль удивленно вскинул брови. Терез дала ему какой-то листок со словами:

— Это он получил за день до смерти.

Рафуль взял его и прочел: «Решением от 4 января 1984 года Верховный суд Ливана отменяет выдвинутые против майора Хадада обвинения, восстанавливает его во всех правах и возвращает ему его воинское звание».

Ицхак Хофи

17-го июня 1977 года. Восемь утра. Премьер-министр Менахем Бегин работает в своем кабинете, просматривает бумаги, отчеты. Некоторые откладывает в сторону. Прочитав какую-то депешу, Бегин задумывается. Откидывается назад в мягком, столь привычном кресле, присланном сюда из их уютной квартирки заботливой Ализой.

Премьер-министр позволяет себе по утрам такую минуту полной расслабленности. Он еще не привык к этому кабинету, олицетворяющему высшую власть в стране. Всего лишь месяц назад Бегин, после трех десятилетий изнурительной оппозиционной борьбы, победил, наконец, идеологических противников, использовавших всю мощь государственного аппарата для дискредитации его и возглавляемого им движения.

И вот, народ отказал им в своем доверии. Ждать пришлось долго. Трудный путь он прошел, часто не видя впереди ни зги, изнемогая до губительной внутренней лихорадки.

Но сейчас он здесь. Пусть ему уже 64 года. Пусть сердцебиение и противный привкус во рту мешают спать по ночам. Ум его еще ясен, и работоспособность осталась прежней. Он еще может кое-что сделать ради торжества идеи, с юности овладевшей всеми его мыслями и чувствами.

Бегин поднял голову и посмотрел на фотографию — единственную, вывешенную по его распоряжению на этой стене. Лицо, в котором чувствуется нечто уверенное, характерное. Тяжелые усталые губы. Бегин вспомнил вождя, словно озаренного тайным светом собственного духа, и то, каким маленьким он чувствовал себя в его присутствии.

Вошел его секретарь, Иехиэль Кадишай, и доложил:

— Начальник Мосада.

Бегин встал навстречу посетителю. Он хорошо знал этого человека, но не встречался с ним с тех пор, как генерал-майор Ицхак Хофи снял мундир и возглавил израильскую разведывательную службу.

Круглое, похожее на подрумяненный блин лицо, мясистый нос, не имеющий ничего общего с классическими римскими, греческими или семитскими типами, живот, свободно нависающий над ремнем, какая-то округлость всех линий. Его можно было принять за бухгалтера, строительного подрядчика, за кого угодно, но не за генерала, и уж конечно, не за руководителя одной из самых эффективных разведок мира. Только глаза, выразительные, темные, спокойные, свидетельствовали о том, что внешность бывает обманчива.

— Господин премьер-министр, — начал Хофи глуховатым будничным голосом, — несколько лет назад нам удалось внедрить в высшие круги руководства ООП своего агента. Излишне говорить, какую ценность представляет для нас этот сверхсекретный осведомитель. Мы настолько им дорожим, что почти не поручаем заданий. Более того, мы даже позволяем ему активно участвовать в подрывной деятельности против нас. За все эти годы мы получили от него всего лишь три сообщения. Значение каждого из них трудно переоценить. Вчера пришло четвертое.

Хофи неторопливо открыл портфель и протянул Бегину какой-то листок. Премьер-министр пробежал его глазами. Лицо его сохранило бесстрастное выражение.

— Как видите, г-н премьер-министр, — возобновил свой доклад начальник Мосада, — речь идет о плане убийства президента Садата, подготовленном правителем Ливии Муамаром Каддафи и имеющем все шансы на успех. Каддафи, ненавидящий Садата из-за отказа пойти на объединение Египта с Ливией, решил убрать президента руками палестинских террористов. Плату за этот акт террора он предложил столь высокую, что руководство ООП выделило для этой цели лучших своих боевиков. Мы знаем, когда исполнители прибудут в Египет, и нам известны их явочные квартиры в Каире. Если мы хотим что-то предпринять, то теперь самое время.

— Как понимать ваши слова: «Если хотим?» — спросил Бегин.

Начальник Мосада пожал плечами.

— Мы получили сообщение огромной важности, могущее изменить политические реалии в арабском мире. Но непосредственного отношения к Израилю оно не имеет. С какой стати нам спасать Садата? Он вел против нас истребительную войну, ни разу не проявил готовности к какому-либо компромиссному соглашению. Не лучше ли передать полученные нами сведения ЦРУ, вручив тем самым судьбу египетского президента американцам? Да за информацию такого рода мы можем потребовать от Вашингтона что угодно.