Владимир Фромер - Солнце в крови. Том второй

Не хватало квалифицированных командиров. Почти не осталось ветеранов. Еще не сложились воинские традиции. Армия еще не прошла закалку огнем, железом и кровью.

А границы уже пылали. Из Иордании и Газы почти каждую ночь прорывались банды федаинов и уходили обратно, оставляя за собой кровавый след. Они врывались в киббуцы и вырезали целые семьи. Сжигали дома и посевы, а столкнувшись с регулярными силами, принимали бой. Жители пограничных поселений требовали от правительства положить конец этому разбою.

Бен-Гурион понимал, что необходимы ответные операции и превентивные удары. Знал, что врага нужно поразить в его логове. Но понимал он также и то, что армия не в состоянии пока справиться со стоящими перед ней задачами.

Доходило до того, что отряды, посланные с боевым заданием в Иорданию или в сектор Газы, потеряв ориентацию, всю ночь блуждали на территории противника и возвращались под утро, усталые и измученные, так и не обнаружив врага.

Тогда по личной инициативе Бен-Гуриона был создан 101-й особый отряд. Со всей страны были собраны в него отчаянные «головорезы». Командовал этой разношерстной вольницей молодой майор Ариэль Шарон, прекрасно зарекомендовавший себя в Войну за Независимость. Но живой душой отряда стал Меир Хар-Цион. Это он разработал тактику ведения боя, ставшую классической в израильской армии.

Командир идет впереди. Внезапность и мобильность — залог успеха. Удар наносится там, где противник его наименее ожидает. Раненых не оставляют, но помощь им оказывается уже после боя. И самое главное: нет и не может быть невыполненного задания.

Неукротимый, обладающий звериным чутьем, феноменальной реакцией и способностью мгновенно оценивать любую ситуацию, Меир Хар-Цион очень быстро стал эталоном доблести для всей армии. Всего четыре года продолжалась его военная карьера. Но за это время он совершил со своими людьми десятки операций в тылу врага. Многие из них вошли в анналы израильского военного искусства. А некоторые так и остались засекреченными, и их тайны до сих пор хранятся в архивах министерства обороны.

Меир Хар-Цион родился в 1934 году на созданной его отцом ферме Рашпон в районе Тель-Авива. Потом появились на свет сестры, Шошана и Рахель. Вскоре после бар-мицвы Меира родители разошлись. Отец, отличавшийся рыхлостью характера, но свысока взиравший на жизнь, ушел в киббуц Эйн-Харод. Мать, женщина энергичная и властная, поселилась с детьми в Бейт-Альфе, но там не было школы, и Меир был отправлен в отцовский киббуц.

Элияху Хар-Цион не понимал своего единственного сына. Меир хорошо учился, много читал. Сверстники по каким-то неписаным законам сразу признали его превосходство. Он верховодил. Но иногда на него накатывало. Становился зол и хмур. Его боялись.

Киббуцианский дух казарменного социализма не нравился Меиру. Ему претили коллективная учеба, коллективная работа и коллективные развлечения. Отцу жаловались на антисоциальность Меира. «Что же я могу сделать?» — отвечал он, разводя руками. И бормотал: «Волчонок, сущий волчонок».

Потом в киббуце начались странные кражи. Вор не оставлял никаких следов. Исчезли бочонок с медом, мешок сушеных фруктов, сладости, припасенные для детей, финский нож, солдатские ботинки. Все это хранилось в устроенном Меиром тайнике.

Секретарь киббуца, старый польский еврей, вызвал Меира и сказал: «Плохо начинаешь жизнь, мой мальчик. Прекрати это».

И Меир неожиданно для себя ответил: «Хорошо.»

Кражи прекратились так же внезапно, как и начались.

А Меиром всецело овладела страсть к походам.

Вскоре не было в Израиле места, где бы он не побывал. Он ориентировался в темноте, как кошка, и научился понимать ночные голоса, сменявшиеся нерушимым молчанием. Он любил встречать в походе рассвет, наблюдать, как звезды бледнеют и медленно отступают вглубь замерзающего бесконечного пространства.

Любимая сестра Шошана иногда сопровождала его, как верный Санчо Панса.

В декабре 1951 года Меир, рассматривая потрепанную свою карту, сказал Шошане:

— Я хочу пройти к северу от Кинерета до истоков Иордана в Галилее. Вот здесь, — он провел ногтем резкую черту, отмечая опасное место, — мы пройдем по сирийской территории. Немного. Километров пять. Иначе нам придется делать огромный крюк.

— Рискнем, — сказала Шошана.

И они отправились. Уже начался период дождей. Воды Иордана, подергиваясь рябью, лениво пульсировали. Шли целую ночь. Когда они оказались на сирийской территории, поднялся и растаял пернатыми клочьями и без того неплотный туман. На много километров растянулась чужая, обработанная феллахами земля.