Вадим Парсамов - На путях к Священному союзу - идеи войны и мира в России начала XIX века

При всем том, что подвиг Курция в изложении Тита Ливия намного ярче и жертвеннее, чем подвиг Сцеволы, героем «анекдота» становится не русский Курций, а русский Сцевола. Это объясняется условиями военного времени. Смерть, пусть даже добровольная, верхом на коне в полном вооружении на войне не является неожиданностью и составляет, так сказать, будничный подвиг, практически лишенный театрального эффекта. Важно, чтобы жертва была лишена узко прагматического характера, а еще лучше, если герой при этом произносил бы какие-нибудь «исторические» слова, как, например, в еще одном «анекдоте» из «Сына Отечества»:

Кому не известен Кинигир, тот грек, который бросился с берега, чтоб остановить персидскую галеру, схватя оную рукою, руку отрубили, он схватил другою, отрубили и сию, он схватил зубами, и тут лишился головы? [92]– Читая о Кинигире, конечно, удивляешься подвигу его; но полтавского полку унтер-офицер N. N. более трогает мою душу. У него в жарком сражении при Салтановке оторвало ядром руку; он вышел из сражения, держа другую оторванную. Проходя мимо князя Багратиона и став во фрунт, сказал: «Здравия желаю, Ваше Сиятельство!» Когда же стали у него вынимать руку из плеча, он охнул – лекарь упрекнул ему за сие. Унтер-офицер отвечал: «Не думаете ли вы, что я охаю о руке или от нетерпимой боли? Отрежьте другую, я не поморщусь; но я охаю о России, о моей родимой стороне, и что не могу более, надолго, служить моему государю [Гераков, 1813, с. 295].

В данном случае древний и современный мифы очень плохо монтируются. Случай при Салтановке, даже если он и имел место, никак не соотносился с античностью в силу своей заурядности: рука, оторванная ядром, – обычное дело на войне. Но для того чтобы этот случай сделался исключительным, ему необходим аналог в древней истории. Аналогия, пусть даже натянутая и неубедительная сама по себе, играет решающую роль в любом мифотворчестве. В данном случае мы имеем дело с заменой стереотипов. Стереотип военных будней заменяется книжно-патриотическим стереотипом и, утрачивая связь с реальностью, начинает оказывать на нее влияние как высокий образец для подражания.

На пересечении идей народности и жертвенности рождалась концепция народа-гражданина, отстаивающего свою свободу в самостоятельной борьбе с внешним врагом. В листовках, вышедших из походной типографии сначала М.Б. Барклая де Толли, а затем М.И. Кутузова, крестьяне нередко именуются «сынами отечества», «почтенными гражданами», «честными поселянами» и т. п. Так, например, в одной из листовок Барклая крестьяне именуются как «истинные сыны отечества, верные подданные монарху своему и бесстрашные защитники собственности» [Бумаги, относящиеся… 1903, с. 246]. В «Известиях об армии. Главная квартира, село Леташевка» от 30 сентября 1812 г. говорится:

Крестьяне, горя любовию к родине, устраивают между собою ополчения. Случается, что несколько соседних селений ставят на возвышенных местах и колокольнях часовых, которые, завидя неприятеля, ударяют в набат. При сем знаке крестьяне собираются, нападают на неприятеля с отчаянием и не сходят с места битвы, не одержав конечной победы. Они во множестве убивают неприятелей, а взятых в плен доставляют к армии. Ежедневно приходят они в главную квартиру, прося убедительно огнестрельного оружия и патронов для защиты от врагов. Просьбы сих почтенных крестьян – истинных сынов отечества [курсив мой. – В. П .] – удовлетворяются по мере возможности, и их снабжают ружьями, пистолетами, порохом [Листовки Отечественной войны… 1962, с. 50–51].

Это отрывок не просто сообщает факты. В нем присутствует важная для гражданского сознания идея вооруженного народа, восходящая к просветительско-демократической идеологии XVIII в. «Освободительный смысл этой идеи ясен, – пишет Ю.М. Лотман. – Не случайно ее так энергично отстаивал Радищев. Революционная война, которую вела французская республика, а затем освободительные войны народов Европы против Наполеона (прежде всего испанского народа), одели эту идею плотью живых фактов и чрезвычайно способствовали ее популяризации в передовых кругах общества» [Лотман, 2002 а , с. 14]. К Радищеву явно восходит и наименование крестьян «истинными сынами отечества», а удар колокола как сигнал к народному собранию отсылает к Новгородской республике.

Такого рода обращение к крестьянам корреспондировало с известным утверждением «у рабов нет Отечества». «Рабы», защищающие свое отечество с оружием в руках, уже не рабы, а свободные граждане. По верному замечанию Ю.М. Лотмана, «постоянное подчеркивание участия крестьян в освобождении родины как бы уравнивало их в глазах известной части современников в гражданском отношении с другими сословиями и перерастало из проблемы военной в политическую» [Лотман, 1962, с. 227].