«Беседу» особенно на первых порах ее существования нельзя рассматривать как выразительницу шишковских представлений о языке. Она включала многих литераторов и государственных деятелей, среди которых были не только сторонники, но противники Шишкова. Среди почетных членов «Беседы» встречаем М.М. Сперанского, занимавшего как в вопросах политики, так и языка, позицию диаметрально противоположную Шишкову; Н.М. Карамзина, в котором Шишков видел главу враждебной литературной партии; С.С. Уварова, в то время карамзиниста и западника, а в будущем основателя антишишковского литературного общества «Арзамас». Позже в «Беседу» войдут С.П. Жихарев, в будущем член «Арзамаса», и карамзинист Н.И. Греч. Среди попечителей «Беседы» – министр юстиции и поэт-карамзинист И.И. Дмитриев. В целом среди «беседчиков» преобладали авторы и деятели культуры, далекие в вопросах языка как от крайностей истых карамзинистов, так и Шишкова: Г.Р. Державин, И.А. Крылов, И.М. Муравьев-Апостол, А.Н. Оленин, Д.И. Хвостов, Ф.И. Львов и др. Все это свидетельствует о том, что «Беседа» претендовала не на выражение узко партийных литературных взглядов, а на объединение литературной и бюрократической элиты. Имена гениальных писателей Г.Р. Державина, Н.М. Карамзина и И.А. Крылова соседствовали с именами высокопоставленных чиновников: государственного секретаря М.М. Сперанского (кстати, в отличие от Шишкова, внесшего реальный вклад в развитие русского языка [Левин, 1964]), министра просвещения А.К. Разумовского, председателя департамента законов во вновь учрежденном Государственном совете П.В. Завадовского, председателя департамента государственной экономии Н.С. Мордвинова, обер-прокурора Синода А.Н. Голицына и др.
Сам Шишков смотрел на «Беседу» как на своего рода филиал Российской академии, занимающийся популяризацией отечественной словесности. При этом, как он писал, «Беседа не присвояла себе никогда прав Академии, и большей частью состояла из ее членов…Вся цель ее была только та, чтобы читать перед публикою (чего Академия делать не могла) избранные произведения писателей, доставляя им через то ободрение и приятность публике, в которой старалась она распространять вкус и охоту к отечественной словесности» [Шишков, 1870, с. 158–159]. Действительно, определить как-то иначе общую платформу для объединения столь различных по своим взглядам людей очень трудно. Всех их объединяла любовь к русскому языку, но разделяло представление о путях его развития. Последнее обстоятельство отходило на второй план, и споры о самом языке уступали место всеобщему осуждению галломании. По словам А.С. Стурдзы, «Беседа» «была выражением пламенной любви ко всему отечественному, родному – любви, пробужденной роковыми событиями того времени» [Стурдза, 1994, с. 44].
Если образование «Беседы» можно объяснить литературными причинами, то вхождение в нее высокопоставленных чиновников стало отражением изменений, наметившихся во внешнеполитическом курсе. Всю вторую половину 1811 г. шло наращивание российских войск вдоль западной границы, и к концу года там были сосредоточены две армии в полной боевой готовности. Закончив военные приготовления, Александр сделал следующий шаг, нанеся Франции удар «в области торговых интересов, к которым Наполеон относился особенно чутко и подозрительно». Царь поручил компетентным лицам разработать новый таможенный тариф. «По этому указу товары, ввозимые по суше, т. е. французские, были обложены суровыми, а некоторые даже запретительными пошлинами. В случае проникновения их в Россию путем контрабанды приказано было сжигать их. Это было равносильно, – заключает А. Вандаль, – объявлению Франции экономической войны, – самой жестокой и самой несправедливой из войн» [Вандаль, 1995, т. 3, с. 541].
И хотя официально Россия оставалась союзницей Франции, и Александр не переставал подтверждать свою приверженность этому союзу, верхи русского общества чутко улавливали изменения в настроении царя. Торжественные и многолюдные заседания «Беседы» в залитой светом гостиной державинского особняка были пышным выражением общественной поддержки тайных замыслов царя. По мнению А.Н. Шебунина, «“Беседа” была своего рода дворянским блоком, правой организацией дворянского мнения на почве недовольства союза с Францией и подготовки к назревшей войне» [Шебунин, 1936, с. 28].
14 марта 1811 г. состоялось первое публичное заседание «Беседы». На нем «в присутствии двухсот избраннейших особ» [Хвостов, 1938, с. 369] А.С. Шишков произнес вступительную речь. Он говорил о высоком предназначении слова как о даре, не только отличающем человека от животного, но связующем общество, побуждающем героев к подвигам и хранящем память о них. От общих рассуждений о языке Шишков перешел к русскому языку и в очередной раз подчеркнул его богатство и древность. Далее, продолжая двигаться от общего к частному, дошел он до русской словесности и выделил в ней три рода, противопоставив их между собой, как древние и новый и как книжный и народный. К древним Шишков отнес религиозную письменность и народные стихотворения (т. е. фольклор), к новым – светскую литературу, возникшую в послепетровскую эпоху. Если первые два рода представляют собой образцы, требующие «немалого в них упражнения, дабы напитаться духом их, и научиться чувствовать красоты оных» [Шишков, 1825, с. 140], то третий род словесности требует очищения от подражания иностранным образцам и преобразования на основе первых двух родов. В этой речи Шишков не только воздержался от полемики с карамзинистами, но сделал значительный реверанс в сторону женского вкуса, как языкового критерия: «Трудолюбивые умы вымышляют, пишут, составляют выражения, определяют слова; женщины, читая их, научаются чистоте и правильности языка; но сей язык, проходя через уста их, становится яснее, глаже, приятнее, слаще» [Там же, с. 144].
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу