Вадим Парсамов - На путях к Священному союзу - идеи войны и мира в России начала XIX века

В связи с этим Священный союз является не только дипломатическим соглашением, но и «воспитывающей ассоциацией» [Там же, л. 37 об.]. С ним связывается не просто мир, но и нравственное возрождение народов через подлинное просвещение. «Он возвращает слову государей присущее ему достоинство, связывая его с божественным словом; и это вовсе не незначительный результат. Если злоупотребление словом отравило целые поколения, почему просвещенное употребление того же слова не сможет их однажды возродить» [Стурдза, 1815, л. 38].

Отсюда вытекает его активность. Несмотря на миролюбивый характер, «этот союз – вооруженный [курсив мой. – В. П .] нейтралитет против неверия и фанатизма» [Там же]. Опровергая подозрения «в опасном духе прозелитизма» [Там же, л. 36 об.], Стурдза тем самым обозначает не только антиреволюционную направленность Союза, но и враждебность его по отношению к католической реакции, распространяющейся в Европе.

До сих пор в своей интерпретации Акта о Священном союзе Стурдза следовал точно за Александром I: союз представлялся как некая религиозно-либеральная организация без четко очерченных функций.

Однако вторая часть статьи выражает уже взгляды самого Стурдзы и представляет Священный союз таким, каким он должен быть в его представлении [126]. Начинается эта часть с рассуждения о Французской революции, в котором отчетливо звучат интонации известной книги Ж. де Местра «Рассуждения о Франции». Как и Местр, Стурдза считает революцию всемирным явлением: «Французская революция обошла и потрясла значительную часть земного шара» [Стурдза, 1815, л. 38 об.]. В революционных событиях Стурдза видит земную проекцию борьбы божественных и адских сил: «Силы ада поднялись, и все области были поколеблены до основания. Но мысль Господня парила над этими бурями: закон возмездия проявил себя: спасительная реакция совершилась. Дух зла громоздил в кучу обломки на обломки, чтобы возвести себе храм, и Господь сказал: “Да будет этот храм его могилой!” Молния исчезла, поглощенная тьмой: она ее осветила, и народы отпрянули в ужасе» [Там же]. Но в отличие от Местра, видевшего в революции лишь отступление от католической религии, Стурдза считает, что обратной стороной неверия является фанатизм, столь же опасный для «хорошо организованной свободы», как и атеизм. Собственно говоря, революция, по Стурдзе, и есть столкновение и взаимное истребление неверия и фанатизма, послужившая «только делу истинной религии, которая, подобно арке союза между Богом и его творением, с новой любовью объемлет горизонт обитаемого мира и налагает на всех его хуливших, или незнавших свое лучезарное, утешительное и мягкое иго» [Там же, л. 39].

Следствием революции является то, что Местр называл «Великой религиозной революцией», а Стурдза называет «религиозной тенденцией». Но если суть религиозной революции Местр видит в возвращении к католицизму, то Стурдза пытается доказать, что только православие в полной мере способно удовлетворить религиозные искания обновляющейся Европы. Для обоснования этого тезиса Стурдза рассматривает религиозную ситуацию во Франции и в Германии. По его мнению, католицизм и протестантство равно пострадали от революционного неверия. Но при этом католицизм имеет то преимущество, «что он подвергся преследованию. Бонапарт имел неосторожность атаковать это готическое здание с фронта и такими действиями, прямо противоположными действиям Карла Великого, он добился того же результата, т. е. укрепления суеверий. Как бы то ни было, ослабленные рессоры папского авторитета получили от этого новые силы и гибкость» [Там же, л. 40]. Таким образом, сила католицизма, в представлении Стурдзы, держится на предрассудках. Там, где католическое духовенство имеет влияние на власть, там царят «всеобщее колебание умов, агрессивные намерения и планы прозелитизма» [Стурдза, 1815, л. 40].

Поэтому понятно, что в распространении православия в Европе Стурдза ставку делает не на католические страны, а на протестантские. Два аргумента Стурдза приводит в пользу протестантизма как возможного союзника православия. Во‑первых, «протестантская церковь с момента своего появления на свет искала точку опоры и соединения у православной церкви», а во‑вторых, протестантская религия подвержена изменениям. В этом утверждении Стурдза, как и Местр, ссылается на авторитет известной книги Ж.‑Б. Боссюэ «История изменений протестантских церквей». Далее «призма ложной науки докончила ее разложение на элементы. Реформа, прозванная критической и моральной, потом мания экзегетики [127], наконец, тайные общества, иллюминизм и якобинство снова ввергли в состояние пустоты и неопределенности массу верующих, которая требовала только религии, авторитета, терпимости и любви» [Там же, л. 40 об.].