Петр Панкратов - Добрые люди. Хроника расказачивания

Имеющие родственников в Прихопёрских и Придубровских хуторах сообщали туда.

Последний вопрос, который рассматривался на бюро звучал так: «О добровольном взносе шестидесяти килограммов зерна каждой семьёй в фонд государства». Рассмотрение вопроса было таким же: «Кто за то, чтобы сдать в фонд государства по шестьдесят килограммов зерна с каждой семьи. Кто против? Против нет. Вопрос решен. Вопросы решены все. Расходитесь и разъезжайтесь по домам, — сказал старший из приезжих по фамилии Эйфман и в полголоса добавил, — хамы».

Степура услышал это.

— Уважаемый товарищ, давайте знакомиться, — обратился он приезжему.

— Ты что, баба? — спросил тот.

— Нет. Я не баба.

— Тогда на хрена мне нужно с тобой знакомиться?

— Что-то у нас не так делается, — сказал Степура.

— Прикуси язык, а то не посмотрю на то, что ты, дурак здоровый, вымахал, вырву язык и отдам кобелю или арестую и забуду, дня на три. Через три дня приду, ты будешь ползать на полу и пытаться лизать носки моих туфель.

— Что Вы говорите? Опомнитесь, мы с вами являемся членами одной партии.

— Я с тобой в одной партии? Какая чушь! — заявил Эйфман.

Степура крутнулся и пошел крупным шагом на выход, потом зашел в Райком, где попросил помощника секретаря Райкома написать фамилии прибывших на бумаге и дать этот список ему.

Дома Степура собрал в кабинете Ивана Павловича всех своих и рассказал о бюро Райкома и разговоре с Эйфманом, и предложил написать письмо Будённому. Напишу я сам, а завтра утром соберёмся, прочитаю. Добавим, исправим и отошлём. На утро заслушали письмо. Первым после паузы заговорил Михаил Иванович.

— Письмо такое, что лучше не напишешь. Надо нам всем подписать и отослать, но и добавить можно: «Просим доложить товарищу Сталину от нашего имени». Степура подписал своей рукой и сказал:

— Подписывайте.

Все подписали.

Семен Михайлович Будённый, трижды прочитав письмо, подумал о том, что он может лично сделать и, не найдя способа помочь авторам письма, зная, что Сталин не сильно жалует евреев, решил пойти к нему и попросить помочь.

Сталин, на удивление внимательно, как писал потом Будённый, выслушал письмо из станицы Прихопёрской, попросил перечитать то место, где Эйфман говорит, что он не состоит со Степурой в одной партии: «Я с вами в одной партии? Какая чушь!» и что-то записал.

— Напиши, товарищ Будённый, своим командирам, что все будет исправлено в ближайшее время.

Двадцать пятого марта Стручалин и Петухов вернулись в Кумылгу.

Сопровождал их работник ЦК партии. Он собрал бюро Райкома, на котором объяснил все, восстановил Стручалина на посту первого секретаря Райкома, а Петухова его начальство восстановило в его прежней должности.

А по зерну Сталин ничего не сделал. Люди станицы дали мало зерна. Они его спрятали.

Станица жила единой семьей. А жители станицы Кумылженской и Кумылженских хуторов не успели принять никаких мер для спасения зерна. У них выгребли всё. Вот и голод.

Пришло время выполнять план сдачи мяса государству. Еще в первой половине мая, по совету Михаила Ивановича, колхоз имени Будённого на Рябовском базаре и на Придубровских хуторах купил и поставил на откорм семьдесят голов крупного рогатого скота.

Правление колхоза решило сдать государству десять бугаёв и двух рабочих волов. Каждый бугай весил более тонны, а волы около тонны. Бугаи и волы были хорошо упитанны. Они на весах в Михайловском мясокомбинате, после скидки трех процентов, показали 18600 килограммов.

Приёмщик скота пригласил директора, зоотехника и ветврача мясокомбината посмотреть скот, все согласились, что такого откормленного скота они никогда не видели.

В «Михайловской правде», а через неделю и в областной газете появились статьи и фотографии скота. Читали газеты и в колхозе имени Будённого. Остальной откормленный скот продали мясом на рынке.

Ничего не смогли сделать Стручалин и Петухов против надвигающегося голода. Правая сторона Хопра до весеннего разлива получила триста центнеров пшеницы. Как делить их на все колхозы правобережья? Решили отдать семена колхозу имени Будённого. А он, высевая по центнеру на гектар, засеял триста гектаров.

Лесхоз дал колхозу по двести центнеров овса и ячменя, и на общественное питание шестьдесят центнеров пшеницы. У станичного совета был запас зерна ещё с двадцатых годов, да ежегодно засевалось общественное поле до 1925 года включительно.

Ежегодно доходы от зерна превышали расходы. Ежегодно создавались запасы. Давал совет ссуду крестьянам на посев, но с возвратом.