Юрий Чайковский - Мысы Ледовитого напоминают

Как и все, искал Санников на островах песцов и Мамонтову кость, в обилии оставшуюся от ледниковой эпохи. (У Арктики долгая память.) Только отличала его ото всех неуёмная страсть — искать новые земли. Вот и теперь за песчаной пустыней нашёл он пролив (вскоре названный проливом Геденштрома), а за ним — тоже огромный остров, но не каменный, а из песка со льдом. Называется он Фаддеевским — по имени охотника, шедшего следом за Санниковым и сложившего здесь из плавника (выброшенных морем брёвен) летнюю избушку. Такие избушки звали здесь поварнями.

А Санников поварен не ставил, он шёл и шёл дальше. Прошёл по Фаддеевскому сто вёрст берегом, ставшим среди лета из ледяной тверди ледяным болотом (помните? Суровый Данте наделил ледяными болотами ад), увидал ещё пролив и за ним опять неизведанную землю. Переплыть пролив нельзя (запомним это!), ибо тут всё лето сильное течение гонит массу крупных и мелких льди, с грохотом крушащих стамухи.

Лишь на другой год, весной, попал Санников по льду на ту землю, но назвать её и пролив опять пришлось не ему: это сделал ссыльный чиновник Матвей Геденштром, окрестивший пролив Благовещенским, а землю — Новой Сибирью. Он надеялся, что она — новый материк, за приобщение коего российской короне ему позволят вернуться в Россию. И, представьте, позволили, хотя Новая Сибирь оказалась островом, немногим больше Фаддеевского, только лёд смешан здесь не с песком, а с глиной.

Остров низок, болотист, лишь кое-где из тощей тундры (арктической пустыни), вспученной небольшими холмами, торчат утёсы, да у Благовещенского пролива далеко на север выдается в Ледовитый океан слоистый каменный кряж. Северный обрыв кряжа — мыс Высокий, 51 метр над уровнем моря, которое в то время почти никогда не таяло. 51 метр — это как 18-й этаж нынешнего панельного дома, так что видно с него далёко.

Санников взошёл сюда весной 1810 года, вгляделся в сверкающую ледяную даль и увидал на северо-востоке «синеву, подобную отдалённой земле». Однажды ему уже посчастливилось открыть по такой синеве остров Столбовой (к юго-западу от Котельного), и теперь он, конечно же, погнал своих собак на морской лёд. Вёрст 25 ему удавалось петлять в своей нарте среди груд торосов, но затем он был остановлен бескрайней, вправо и влево, полыньёй. Позже её назвали «Великая Сибирская полынья».

Примерно тогда же и вроде бы то же самое видел и Геденштром с другого (восточного) конца Новой Сибири и съездил по льду с тем же успехом. Больше никто земли в той стороне не видал. Зато сам Санников бывал в тех местах не раз и провёл однажды целое лето западнее — на севере Котельного. Разумеется, там он тоже вглядывался в северную даль и вот однажды увидал огромные сине-чёрные горы. Добраться до них здесь также не дала бескрайняя полынья, но Санников был уверен, что видел землю, а не мираж. И ему поверили — как не верить тому, кто открыл уже так много земель? Геденштром поспешил нанести на карту «Землю Санникова», и она жила в науке сто лет.

Земля Санникова. Фрагмент карты Геденштрома (1811 г.) от «зимовья Устья Янского» (слева внизу) до «Земли, виденной Санниковым» (вверху).

1 — остров Столбовой. 2 — остров Котельный: 3 — Земля Бунге. 4 — мыс Высокий

Новосибирские острова — удивительный мир, где ледниковый период всё ещё не кончился: изрядная их часть — не земля и не камень, а лёд, покрытый слоем глины, камней и песка, тысячелетиями медленно тающий в холодном мелком море. Потеряв ледяную опору, породы смещаются, очертания островов то и дело меняются. Вот и мыс Высокий осел за сто лет на два метра. В основном же наоборот: земля, освобождаясь от тяжести льдов, подымается, поскольку последние полтора века Арктика понемногу теплеет. Пролив Геденштрома стал заливом, так что Котельный и Фаддеевский соединились в один массив, обнимающий собою Землю Бунге. Названья ему (двойному острову с огромной отмелью посередь) пока не придумали.

Другие острова, наоборот, бесследно растаяли, хотя не раз служили не только пристанищем путникам, но и местом, где хранили припасы. Вот и о Земле Санникова говорят: видел, дескать, её охотник, да растаяла она. Другие не верят — не могли столь высокие горы стаять за сто лет. Вспоминают, как коварен арктический горизонт: прогретый воздух над ледяным простором образует линзы, и далекое кажется близким. Мог-де Санников разглядывать через такую линзу ряд далеких торосов или стамух.