Юрий Чайковский - Мысы Ледовитого напоминают

С арифметикой у наших историков Арктики вообще неважно, её то и дело приносят в жертву, заставляя служить идеологии. Прочтя, например, отписку, в которой Исай Мезенец заявлял, что прошёл в коче от Колымы до Чаунской губы за двое суток (см. выше), пишут, что, следовательно, коч мог за лето обогнуть всю СВ Азию. Это примерно то же, что уверять, будто можно добежать из Москвы в Питер за 15 часов — бегают же стометровку за 10 секунд.

Основой подобных смелых уверений стало Полевому то, что окончанием пути Рубца в одном документе значится река Камчатка, а зимовка не помянута. Странно: ведь сам же Борис Петрович писал не раз, что Камчаткой в те годы, за полвека до открытия Камчатки (полуострова), назывались различные реки — например, приток Падерихи, притока Индигирки [Полевой, 1993, с. 38].

Не с одним, значит, Анадырем была путаница.

Попадала «река Камчатка» и на карты, и один пример стоит рассмотреть. На французской карте «Тартария» Гийома Делиля 1706 года (см. заднюю обложку) полуострова Камчатки ещё нет, а слово «Камчатка» есть: мы видим селение с этим названием у низовья реки, примерно на том месте, где должно быть низовье реки Анадырь.

Видимо, термин «река Камчатка» был чем-то легендарным (таким же, как «река Лама»), пока название не закрепилось за главной рекой вновь открытого полуострова. Она дала имя самому полуострову, с чем никто не спорит. В истории такое отмечено не раз — вспомним мифический средневековый «остров Brazil» в Южной Атлантике, давший впоследствии имя стране Бразилии.

Самое же интересное на карте Делиля другое. На восток от Лены правильно обозначены Омолой, Яна, Индигирка и Алазея, а вот Колымы почему-то нет, хотя она была давно известна на Западе. На ее месте река без имени, текущая прямо на север в округлую губу, замыкаемую островом. Чаун, да и только.

Сходство было бы поверхностным, если бы река не протекала по стране, обозначенной именем «Anadirskoi» — именно эту местность полагали Анадырским краем люди в кругу Дежнёва. И ближе к низовью реки значится кружок, а при нём надпись « Kiatacoa ». Как раз примерно там должен был находиться тот острог, до которого не дошли кочи Рубца.

Если Дежнёв в самом деле представил схему своего похода на Анадырь (о ней сказано в его отписке), то она должна быть примерно такой, почти без подписей. Вернее всего, грамотей со слов неграмотного Дежнёва подписал лишь главное — прежде всего, спасший группу Дежнёва «стан» (видимо, названный по туземному урочищу, которое дошло до картографа как Kiatacoa ) и Анадырский край, лежащий, по тогдашним понятиям, близ Ледовитого моря.

Карта, что и говорить, доверия не внушает — чего стоит хотя бы смешение Колымы с Чауном. Однако нам важно не качество карты, не то, стоял ли её автор на уровне знаний эпохи или же бездумно рисовал подряд всё, что текло в руки. Нам важно, что текло ему в руки. Как видим, к нему через полвека после Дежнёва (и за 30 лет до Миллера) попали эскиз Чаунской губы, название земли, по которой течет Чаун, — Анадырская, и обозначение становища на ней.

Кстати, если Дежнёв поначалу жил в стане, а затем построил зимовье вверху, за шиверами, то как проще всего было его назвать? Конечно, «Зашиверское». И оно на карту Делиля тоже, как видим, попало. Надо думать, носитель всех этих сведений покинул Дежнёва ещё до того, как тот стал строить свой знаменитый Анадырск ниже нынешнего села Марково. О странном перешейке с подписью «Горная цепь Нос», уходящем за край карты, здесь говорить не будем, поскольку он ничего для нашей темы не разъясняет (о нём см. Прилож. 3).

Но если в дежневское время кто-то помещал устье реки Камчатки к юго-востоку от устья Чауна, то и сообщения о достижении реки Камчатки, записанные в те годы, тоже следует относить к этим местам, а не слагать ещё одну патриотическую песнь (об открытии полуострова Камчатка за 30 лет до Атласова). Первопроходцы сделали так много, что в приписках не нуждаются.

Если бы вся игра словами про «великие плавания», коих не было, игра, в которой то и дело отменяются как история и география, так и арифметика, велась всерьёз, в том была бы уже клиника. Но, глядя, как игроки аккуратно изымают из своих построений всё «лишнее» [147] Самые умные ещё и вставляют малозаметные указания на понимание истинной сути дела. Напр., так делал М. И. Белов — см. Прилож. 1, сноски 5, 12, а также 4–11. и притом процветают, вернее предположить иное — ими движет проверенная опытом уверенность, что любая ложь, если она «во славу», не только допустима, но и желанна обществом.