Ирина Полякова - Мифы о прошлом в современной медиасреде. Практики конструирования, механизмы воздействия, перспективы использования

Как отмечает Е. З. Мирская, классический научный этос продолжал и до сих пор продолжает существовать в самосознании ученых как набор провозглашаемых, а не статистически выполняемых норм — классический идеал поведения в науке [167] Мирская Е. З. Р. К. Мертон и этос классической науки. [Электронный ресурс] URL: http://iph.ras.ru/elib/Ph_sc11.html (дата обращения: 30.04.18). , поскольку он охраняет ориентацию на свободное творчество в научном поиске, то есть сущность и сердцевину научной деятельности.

Более того, этос науки является инструментом демаркации своих — чужих. Он сформирован в условиях четкой институциональной структуры Модерна, когда институт науки был своеобразной «башней из слоновой кости» и адресован посвященным, противостоящим профанам, т. е. далеким от науки массам обывателей. Это ситуация отвергает аскриптивность социальной позиции (статус ученого не передается по наследству), однако априорно предполагает элитарность самого института.

Весь ХХ век шла бурная трансформация институциональных структур. Во — первых, на базе высшего (опирающегося на науку) образования формировались новые институты профессий, то есть социальная деятельность специализировалась и усложнялось. Во — вторых, новые институты оказывались куда более гибкими, чем предшествующие. Их регламентация стала более мягкой и фрагментарной. Сам институт науки стал массовым, а средний уровень образования «профанов» небывало возрос. Он остается недостаточным для равноправного диалога, но позволяет обращаться к информации научного характера, которая в условиях общества знания стала легко доступной и открытой для любого Интернет — пользователя. Кроме того, массовизация предполагает размывание этоса науки, его ослабление.

В — третьих, в конце ХХ в. меняется отношения науки и государства. Окончание холодной войны привело к снижению государственного финансирования науки по обе стороны железного занавеса. В нашей стране с одной стороны, ослабление связи с государством обеспечило деидеологизацию на официальном уровне, приведшую к закату квазинауки, а с другой стороны, поставило на повестку дня вопрос о коммерциализации науки. Коммерциализация науки, кстати, оборачивается вытеснением из когорты лжеученых одержимых дилетантов мошенниками и аферистами и, возможно, вызовет к жизни новую форму лженауки внутри научного сообщества. В любом случае, чем меньше наука зависит от государства, тем больше она зависит от общества.

Массовизация института науки в условиях информационного общества приводит к формированию на периферии института науки широкого идейного «пояса» лженауки, циркулирующего в пространстве массовой культуры, в форме книг, газетных и журнальных статей, радио — и телепередач, кинофильмов (в том числе «документальных»), Интернет — контента. Адресован он, разумеется, не ученым, а массовой публике.

Зачем массовой публике лженаука? Она выполняет ровно те же функции, что и наука — формирует мировоззрение и обеспечивает алгоритмы практической деятельности. Справляется она с этими функциями куда быстрее науки (ведь она предлагает «знание», которого у науки еще нет), жертвуя эффективность скорости. Но скорость потребления является ценностью для современного массового человека, привыкшего комфортабельно удовлетворять свои потребности.

Кроме того, лженаука может предложить больше науки. Научное знание не дает ответа на все вопросы, волнующие человека, поскольку научное познание — это один из видов познания. Существует также обыденное, художественное, религиозное познание (в котором также есть мистическое и рациональное направления). Ученые нередко абсолютизируют научное познание, не оставляя другим формам познания права на существование или отводя им маргинальную роль. Такая позиция имеет свои основания — именно наука обеспечивает технический прогресс и само существование современной цивилизации. Тем не менее, на уровне отдельных индивидов не наукой единой жив человек. Все формы познания вовлечены в процесс формирования личного мировоззрения и являются востребованными. Наука не дает ответов на вопросы о том, зачем и как жить. Однако каждый человек вынужден отвечать на них по мере своих сил.

Получаемое в результате познания знание объективируется в современной культуре, как правило, в форме текста. В СССР цензурная политика государства позволяла разграничивать жанры и типы изданий таким образом, что эзотерическая и лженаучная (альтернативная) литература имела хождение в форме самиздата, списков и т. п. Однако ситуация квазинауки нивелировала это преимущество. Догматизированная идеологией наука сама выдавала далеко не всегда научный по мировым меркам результат. Распад СССР и развенчание его идеологии уничтожили это преимущество окончательно. Система маркировки изданий оказалось слабо привязанной к их содержанию, а доверие к официальным учебникам (основному источнику научных знаний для не — ученых) — надолго подорванным. Научное сообщество было достаточно компетентным, чтобы при «переоценке ценностей» отделять лженаучный контент. Но массовый потребитель утратил ориентиры, не говоря о том, что он никогда и не был ориентирован на потребление только научного знания.