Ирина Полякова - Мифы о прошлом в современной медиасреде. Практики конструирования, механизмы воздействия, перспективы использования

Кратко резюмируя современное состояние зарубежных исследований политики памяти, выделим ряд особенностей, вне которых вряд ли возможно формирование и реализация какой — либо политики памяти (в том числе и со стороны государства). Во — первых, для большинства исследователей некоей общей методологической парадигмой выступает конструктивистский подход, актуализирующий идеи о множественности акторов коммеморативного пространства и их политик памяти, о ситуативном характере политик памяти, множестве идентичностей [393] Брубейкер Р. Этничность без групп; пер. с англ. — М.: Издательский дом ВШЭ, 2012. 408 с. . Во — вторых, конструктивистская методология способствует распространению вопросов изучения динамики политики памяти как значимого предмета анализа. В этой связи особую популярность приобрела так называемая процессно — реляционная методология. Одним из наиболее известных вариантов процессно — реляционного подхода к социальной памяти является методология анализа памяти Д. Олика, который предлагает рассматривать коллективную память не как устоявшийся теоретический конструкт, а как некую совокупность различных социальных форм, пространств и практик — от обычных воспоминаний до общих форм поддержания образца. Память для него — это социальная деятельность, процесс, а не статичный объект. Он пишет: «концептуализация памяти через явления и места упускает из виду динамику и относительность процесса воспоминания, тогда как фигурации, напротив, их сохраняют и привлекают внимание к процессам структурации и практикам» [394] Олик Д. Фигурации памяти: процессно — реляционная методология, иллюстрируемая на примере Германии; пер. с англ. // Социологическое обозрение. 2012. Т. 11. № 1. С. 46. . При этом, динамический характер политики памяти трактуется также и в контексте обоснования динамичности иерархии смысловых ориентиров политики памяти сегодня и зависимости этой динамики от социальных контекстов [395] Ассман А. Длинная тень прошлого: мемориальная культура и историческая политика; пер. с нем. — М.: НЛО, 2014. 328 с. . В — третьих, интересным объектом изучения стала идея об активном сопротивлении массового исторического сознания и его практик памяти официальным стратегиям политики памяти (М. де Серто, А. Ассман). В — четвертых, проблемы политики памяти значительным числом авторов рассматриваются в контексте практик построения имперской и иных вариантов политической мифологии. Мифологизация прошлого рассматривается сегодня как один из важнейших инструментов политики памяти [396] Myth and Memory in the Construction of Community. Historical Patterns in Europe and Beyond (Series Multiple Europes. No. 9) / Ed. by B. Strath. — Brussels: P.I.E. — Peter Lang, 2000. 432 p. . Наконец, в — пятых, авторы пишут о сложных процессах взаимодействия политических и символических границ, и, как следствие, образовании пограничных зон исторической памяти, где влияние цивилизационных фронтиров оказывается доминирующим и порождает новые пространства исторических смыслов, основанных либо на идее диалога, либо конфликта и противостояния [397] Аникин Д. А. Фронтир и граница: пространственная методология в современных memory studies // Философия и методология истории. Сборник научных статей VI Всероссийской научной конференции (Коломна, 27–28 ноября 2015 года). — Коломна: ГСГУ, 2015. С. 8–16. . Все это не столько объясняет, сколько делает формирование государственной политики памяти проблематичным. Впрочем, вопрос может быть переформулирован в проблему того, как возможно формирование децентрализованной, плюралистической и неэтноцентричной государственной политики памяти, обладающей подвижной структурой смысловых ориентиров и учитывающей вызовы и риски современности [398] Сыров В. Н. В каком историческом сознании мы нуждаемся: к методологии подхода и практике использования // Вестник Томского государственного университета. История. 2013. № 1 (21). С. 189. .

Зарубежный исследователь К. Дойч резонно замечал, что использование представлений о прошлом позволяет лучше адаптировать политическую систему к общественным ожиданиям. Развивая его мысль, Д. А. Аникин подчеркивает, что «политика памяти является важным элементом политической и исторической культуры, поскольку она обеспечивает легитимацию тех или иных решений, принимаемых политической системой, опираясь не на институциональное принуждение, а на использование ценностного потенциала общества <���…> В этом смысле политика памяти становится связующим звеном между общественными ожиданиями („как должно быть“) и реальной конфигурацией политического пространства» [399] Линченко А. А., Аникин Д. А. Массовое историческое сознание и государственная политика памяти в Российской Федерации: актуальность мифологии? // Вестник Тверского государственного университета. Серия Филсоофия. 2015. № 4. С. 101. . Вопрос, однако, в том, каковы конструктивные условия включения социальной мифологии масс-медиа в современную политику памяти в России?