Трудно отрицать: таков он есть — Леонтий Леонтьевич… Поэтому, угадав кондотьера, попробуем лишь «вычислить» то, что дополняет, осложняет простую и ясную кличку.
Кондотьер — не попадает в русскую армию, которая уже оживлена петровской реформой; в армию Суворова и Румянцева, войско национальное, одно из самых передовых по приемам и порядкам.
Кондотьер — но не из случайных полуразбойников, а из старинного графского рода с большим зáмком и генеалогическим древом, корни которого — в XIII столетии.
По этим ли или другим причинам, но вновь принятый ганноверский наемник принадлежит к типу людей, делающих свое дело точно, добросовестно, честно. Важное слово произнесено: мы никогда не узнаем, насколько Беннигсена в самом деле занимали Россия, русские дела… Но он перешел сюда на службу и будет среди других не худшим. Возможно, не столько для чужой земли, сколько для себя будет стараться, и не без успеха.
Он — хороший профессионал, и в этом его гордость. Надо служить…
К тому же Беннигсен ведь недавно овдовел. Двое дочерей остались у матушки в Ганновере, состояние раздроблено между разными ветвями старинной фамилии, а императрица Екатерина ведет войну за войной — в Польше, с Турцией, опять с Турцией, снова в Польше, с Персией — и везде удачи, и всюду есть где отличиться.
В послужном списке Беннигсена [158] Русский архив. 1874. № 3. Стлб. 826–832.
отмечено участие в нескольких знаменитых битвах и походах XVIII в., а также ряд все возрастающих по значению орденов. Правда, чин полковника получен только на сорок третьем году жизни, через 14 лет после начала российской службы. Зато еще через три года — бригадир; в 1794-м — генерал-майор… Как видно, фортуна пошла как раз на закате екатерининского царствования. Нужно думать, были оценены несомненные способности ганноверца — хладнокровие, храбрость; однако наверняка не обошлось без выгодных связей.
Мы больше знаем, правда, о дружеском покровительстве, которое сам Беннигсен оказывал одному из своих подчиненных, выходцу из Голштинии Александру Борисовичу Фоку. Молодой майор, восемнадцатью годами младше своего генерала, очень понравился Беннигсену, возможно, сходством личных судеб или храброй распорядительностью… Мы запомним эту дружбу, во-первых, по ее прямой связи с загадкой Беннигсеновых записок; а, во-вторых, по связи двух имен с третьим, одним из самых могущественных: Зубов.
Князь Платон Александрович, последний фаворит Екатерины II, тот, при котором всесильные генерал-губернаторы только после третьего приглашения усаживались на кончике стула, — заметил двух друзей (дело было после взятия Варшавы в 1794 г.) и отличил, привлек.
В эту пору Беннигсен познакомился с немалым числом людей Зубова (как водится, вокруг фаворита и двух его братьев образовался широкий клан политически, финансово и служебно зависимых лиц). В их числе был, между прочим, ровесник Беннигсена, генерал из курляндцев Петр Алексеевич Пален — но кто же мог угадать исторические перспективы такого знакомства?
Так или иначе, но улыбка Зубова стоила в те годы немало, и вот уже Александр Фок формирует по поручению временщика первые в русской армии конно-артиллерийские роты, Беннигсен же, как стало известно через сто с лишним лет, был вызван на секретное совещание к царице.
Главнокомандующим в Кавказском походе против Персии становился родной брат фаворита Валерьян Зубов, в качестве же начальника штаба, то есть опытного помощника, наставника, присмотрели Беннигсена. Екатерина II обласкала генерала и открыла ему тайные мотивы Персидского похода (официальный повод — поддержка претендента на шахский престол): царица желала создания торговой базы в Астрабаде, на южном берегу Каспия, «чтобы повернуть к Петербургу часть индийской торговли, которая притягивается Лондоном» [159] Mémoires de gen. Bennigsen. P., 1907. Т. III. Suppl. 53 (далее — Mémoires).
.
Поход сулил Беннигсену новые блага, и немалые. За взятие Дербента он получает очень высокий орден Анны первой степени; еще прежде стал владельцем больших (свыше тысячи душ) имений в Литве и Белоруссии, что оказалось весьма спасительным для семейных обстоятельств генерала: как и при вступлении в русскую службу, 23 года назад, он оставался вдовцом, правда, уже пережившим трех жен (от второй оставался сын, от третьей — еще две дочери, а всего уже пять детей, причем старшие начинали одаривать Беннигсена внуками).
Сияющие перспективы рассеялись, однако, более стремительно, чем образовались.
Читать дальше