Михаил Гаспаров - Собрание сочинений в шести томах. Т. 1 - Греция

Этот другой путь наметился в творчестве поэтов, работавших в конце IV века на Самосе и Косе, а в III веке перебравшихся в Александрию. Первый в их ряду – Асклепиад Самосский с его товарищами Гедилом и Посидиппом, последний – Каллимах, признанный законодатель александрийского вкуса. Здесь в новооткрывшемся перед эпиграммою тематическом мире внимание сосредоточилось не на быте, а на чувстве. Асклепиад подхватил ту любовную тему, которую задал эпиграмме Платон, и сделал это блестяще: у нынешнего читателя, привыкшего гадать над стихами: «искренне или неискренне?», они оставляют неизменное впечатление искренности (в переводе оно слегка стирается). Лучшие его эпиграммы кажутся свернутыми элегиями; и когда через полтораста лет Катулл стал писать первые любовные элегии от собственного лица, опыт Асклепиада не прошел для него даром. Асклепиаду удалось совместить в эпиграмме и книжную, и (редкость в греческой литературе) народную традицию – он едва ли не первый вводит в эпиграмму жалобы влюбленного, томящегося на холоде перед запертой дверью возлюбленной:

Гедил и Посидипп более традиционны, чем Асклепиад, у них больше эпиграмм, подходящих под старое понятие «надписи», но темы и чувства – вино и любовь – у них сходные, многие эпиграммы в научных изданиях помечены щепетильным сомнением в авторстве «Асклепиад или Гедил?», и было даже предположение, что Асклепиад, Гедил и Посидипп издали свои эпиграммы в коллективном сборнике. Самос, Кос и соседние острова были под постоянным политическим контролем Египта – понятно, что наши поэты бывали в Александрии, и молодые александрийские поэты внимательно к ним прислушивались. Самый видный писатель следующего поколения, александриец Каллимах (ок. 300–240 годов до н. э.), прославившийся как реформатор вкуса – малые произведения вместо больших, непривычные вместо традиционных, ученые вместо общедоступных! – не оставил без внимания и эпиграмму. Ей по-особенному повезло в его творчестве: внимание поэта было сосредоточено на других, более оригинальных жанрах, и он писал эпиграммы лишь между делом. Поэтому свою ученость, манерность, стилистическую темноту, которой он славился, он приберег для главных своих задач, а в эпиграмме тренировался в противоположном – в ясности и гладкости стиля:

У Асклепиада и Посидиппа в эпиграммах был живой язык со всеми его легкими шероховатостями – у Каллимаха он застыл в блестящую законченность, где каждое выбранное слово – наилучшее, и ничего нельзя ни убавить, ни прибавить. Передать это в переводе невозможно – все равно как в переводе Пушкина. Предельно вычурный стиль Леонида Тарентского и предельно прозрачный стиль Каллимаха – два полюса, достигнутые эпиграммой к середине III века до н. э., между которыми располагалась вся гамма тем и стилей, открытая для дальнейшей разработки.

Дальнейшую разработку осуществили три поколения поэтов, ведущие мастера которых – Антипатр Сидонский (ок. 170–100), Мелеагр Гадарский (ок. 130–60) и Филодем Гадарский (ок. 110–40). Сидон – город финикийский, Гадара – палестинский (это там Христос изгонял бесов из бесноватых), но никаких следов восточного происхождения в их стихах найти невозможно – так мощен был пласт греческой культуры на эллинизированном Востоке. Антипатр работал, кажется, преимущественно в Малой Азии, Мелеагр – на острове Кос, а Филодем – в Неаполе и окрестностях. Антипатр предпочитал темы серьезные и стиль строгий, он любит картины редкие и поучительные, его риторика – отточенная и веская. Мелеагр усвоил у александрийцев одну тему – любовную, и варьирует ее до бесконечности с редким разнообразием: и девушки, и мальчики, и страстное увлечение, и мимолетное приключение, и ликование, и отчаяние, и насмешка. Он – профессионал-эпиграмматист, не забывает и других традиционных антологических тем; стиль для него уже не проблема – все образцы заданы классиками, остается только комбинировать и развивать их. Если Асклепиад был Катуллом эллинистической поэзии, то Мелеагр – ее Овидий, по удачному выражению одного исследователя. Наконец, Филодем и в этой любовной теме выбирает себе лишь малую часть и разрабатывает ее до деталей – это самая легкомысленная любовь, случайные уличные знакомства, колебания между одной, и другой, и третьей красоткой (какая милей?), досадное безденежье и надежда на друзей и покровителей, – и все это легким, беззаботным слогом, усвоенным смолоду и не требующим особой заботы.