Михаил Гаспаров - Собрание сочинений в шести томах. Т. 1 - Греция

( 1 строфа, 1) Золотые колонны вознося над добрыми стенами хором, возведем преддверие, как возводят сени дивного чертога: (3) начатому делу – сияющее чело.

Ода начинается кратким поэтическим отступлением – стихами о собственных стихах; начало его подчеркнуто сравнением (песни со зданием), конец подытожен сентенцией. После сентенции – поворот мысли и переход к главной, хвалебной части.

(4) Олимпийский победоносец, блюститель вещего Зевесова алтаря, сооснователь славных Сиракуз, какая минует его встречная хвала в желанных песнях беззаветных сограждан? ( 1 антистрофа , 8) Пусть ведает сын Сострата: подошва его – под божественной пятой. (9) Бестревожная доблесть не в чести ни меж пеших мужей, ни на полых кораблях; а коль трудно далось прекрасное, его не забыть.

Хвалебная часть начинается самым естественным вариантом – хвалой победителю, а хвала победителю начинается самой простой подачей – прямой. Начало ее подчеркнуто риторическим вопросом, конец отмечен сентенцией; сентенция отчленяет эту первую, прямую вариацию хвалы победителю от следующей, косвенной. Заметим, как постепенно вводится непременная часть хвалы победителю – именование победителя и его победы: сперва называется победа («олимпийский победоносец»), потом обходное именование («сын Сострата»), а прямое именование («Агесий») оттягивается до следующего куска.

(12) Для тебя, Агесий, та правая похвала, которую вымолвил Адраст над Амфиараем, пророком Оиклидов, когда поглотила его земля на блещущих его конях. ( 1 эпод , 15) Тогда над семью кострами для мертвых тел пред стенами Фив сын Талая сказал такое слово: (16) «Горько мне о зенице воинства моего, о том, кто был добрый муж и прорицать и копьем разить!» (18) А ведь это – удел и сына Сиракуз, предводителя нашего шествия! (19) Я не спорщик, я не друг вражде, но великою клятвою поклянусь: это так; (21) и заступницами моими станут Музы, чья речь – как мед.

Хвала победителю продолжается, но теперь, со второго захода, она подается не прямо, а косвенно – через мифологическое сравнение. Герой сравнения Амфиарай – один из семерых воителей против Фив; он, как и Агесий, был одновременно и пророком, и победоносным бойцом. Сравнение не развернуто в рассказ: перед нами только ситуация момента и характеризующая реплика Адраста. Это сравнение крепко ввязано в хвалебный для Агесия контекст и началом (стк. 12), и концом (стк. 18). Начало куска подчеркнуто обращением во втором лице (при заключительном члене именования), конец – высказыванием от первого лица (беглое упоминание Муз намекает на возможность более развернутого поэтического отступления, но здесь Пиндар этой возможностью не пользуется).

Конец этого композиционного куска совпадает с концом первой строфической триады: ритм, который будет далее периодически повторяться, облегчая восприятие соизмеримости прослушиваемых частей текста, слушателю теперь задан. Больше таких совпадений не будет: Пиндар будет строить оду (как он обычно это делает), перенося фразу из триады в триаду и этим как бы всякий раз сигнализируя слушателю, что впереди еще по меньшей мере три строфы текста.

( 2 строфа , 22) Запряги же мне, Финтий, мощь твоих мулов, и пущу я колесницу по гладкому пути к племени тех мужей! (25) Мулам ведом тот путь, ибо венчаны они олимпийским венком. (27) Пора мне распахнуть пред ними врата песнопений…

Хвала победителю иссякла: ее сменяет хвала роду победителя и попутно хвала вознице победителя; поначалу даже кажется, что хвала вознице здесь главная, а роду – попутная. Переход подчеркнут сочетанием обращения во втором лице и высказывания от первого лица. Эта повышенная напряженность возбуждает внимание читателя для следующего отступления от темы для мифа, занимающего центр оды.

…пора мне предстать Питане у быстрого Еврота, ( 2 антистрофа ) где слился с ней (так гласит молва) Посейдон, сын Крона, чтобы родила она Евадну с синими кудрями. (31) На груди укрыв свой девичий приплод, в урочный свой месяц призванным прислужницам повелела она вверить дитя доблестному Элатиду, правящему над аркадянами в Фесане, дольщику алфейских поселений.

Начинается миф, и характер подачи материала заметно меняется: исчезают те подчеркивания, которые придавали рельефность хвалебной части, теперь мифологический сюжет сам поддерживает и движет внимание читателя, и автор регулирует его не столько системой выделений, сколько системой расчленений в повествовании. Первый эпизод мифа – «предки Иама» – соединен очень плавными переходами и с предыдущим (особенно), и с последующим текстом: такое плавное начало, а потом отрывистый конец мифологической части встречается у Пиндара не раз.