Моника Блэк - Земля, одержимая демонами. Ведьмы, целители и призраки прошлого в послевоенной Германии

Кунст, разумеется, полагал, что Грёнинг своего рода религиозный целитель, и в каком-то смысле он им и был. Он много говорил о Боге, утверждал, что его исцеляющая сила исходит от Бога, заявлял, что лечит от имени Бога. Однако если пастор Кунст, поднаторевший в христианской теологии, вел речь о грехе и прощении, то Грёнинг — о духе зла. В начале июня в херфордской газете Freie Presse со ссылкой на «надежный источник» описывался недавний визит Грёнинга на соседнюю ферму, где заболели несколько человек. Грёнинг рекомендовал выкопать у границы земельного владения яму полметра глубиной. Фермеру нужно было найти там корень старого мертвого дерева. Если обрубить его, сказал Грёнинг, это изгонит злой дух соседа и рассеет проклятие, терзающее фермера и вызывающее болезнь его семьи [190] «Grönings Grenzen: 'Geheilte' werden wieder krank», Freie Presse , Nr. 66, Pfingsten 1949 (either June 5 or 6). Вырезка в: KAH, S Slg. E/E60. .

Это было любопытно — как и многократные утверждения Грёнинга, что он будет помогать только «добрым» людям. По сообщению Кунста, если Грёнинг «позволял себе откликнуться на слезы злого человека, то после этого у него два или три дня был сильный жар». Добро и зло — это были состояния, способность чувствовать которые Грёнинг часто себе приписывал; это было то, что он ощущал в человеке и что отличало того как носителя благой или дурной воли. В воспоминаниях одного современника описан случай, когда Грёнинг велел посетителю убедиться, что некая женщина уже не живет рядом с ним, пояснив: «Она одержима Сатаной» [191] Schmidt, Die Wunderheilungen , 50. . Носители зла могли сделать других людей больными. Кроме того, Грёнинг всегда обращал внимание на то, как даже добрые намерения могли превращаться в зло. Целитель объяснил пастору Кунсту, что с детства умел помогать людям и много раз испытывал свои дарования, чтобы убедиться: они от Бога, а не «снизу», то есть от дьявола. Грёнинг утверждал, что излеченные им люди, совершившие в дальнейшем злодеяния, будут наказаны: они потеряют обретенное здоровье [192] KAH, S 32/7, Medizinalpolizei/Heilkunde, 1945–54. Отчет Superintendent des Kirchenkreises Herford (Pastor Kunst), May 1949. . На каком-то уровне быть больным означало преступить границу, совершить дурное дело. Болезнь служила наказанием за недостойное поведение. Однако различались степени. Одни проступки и болезни можно исцелить, другие — нет, поскольку не каждый заслуживает исцеления. В прессе цитировались слова Грёнинга, что он станет помогать только «достойным» [193] «Ein 'neuer Messias'», Die Welt (Hamburg), Nr. 53, May 7, 1949. Вырезка в: Hamburgisches Welt-Wirtschafts-Archiv. .

Грёнинг действительно был религиозным целителем, но не тем, что шепчет благочестивые молитвы у постели страждущего. Духовность его врачевания не сводилась к одному аспекту. С одной стороны, он говорил от имени Бога и Божественной энергии, с другой — вел речь о «злых людях», заражавших корни дерева демонической порчей и делавших своих соседей больными. «Злые люди» — в народе старый синоним слова «колдуны» [194] Johannes Dillinger, « Evil People»: A Comparative Study of Witch Hunts in Swabian Austria and the Electorate of Trier , trans. Laura Stokes (Charlottesville: University of Virginia Press, 2009), 96. . Чтобы понять эту часть целительства Грёнинга, мы должны немного познакомиться с методами немецкой народной медицины. Нам нужно кое-что узнать о колдовстве.

Эпоха массовой охоты на ведьм в Европе давно закончилась. Последняя казнь ведьмы в немецкоязычной Европе состоялась в швейцарском Гларусе в 1782 г. [195] Wolfgang Behringer, Witchcraft Persecutions in Bavaria: Popular Magic, Religious Zealotry and Reason of State in Early Modern Germany (Cambridge: Cambridge University Press, 1997), 353. Это, однако, не положило конец боязни ведьм, не покончило со страхом, что среди членов твоей общины могут быть те, кто скрытно творит зло, чтобы навредить другим.

Охота на ведьм в начале Новой истории оказала мощное формирующее воздействие на наше представление о колдовстве, а также ограничило то, каким мы его мыслим и как датируем. В широком понимании утверждать, что некто — колдун, означает обвинять в скрытности с целью тайком творить зло: насылать порчу, неудачу и болезнь [196] Behringer, Witches and Witch-Hunts , 2; Ronald Hutton, «Anthropological and Historical Approaches to Witchcraft: Potential for a New Collaboration?» The Historical Journal 47:2 (June, 2004): 421–23. . Колдовство в этом смысле есть культурная идиома, способ понимания и объяснения плохого, что на нас обрушивается.

В этнографической работе 1937 г. «Колдовство, оракулы и магия у азанде» британского антрополога Э. Э. Эванса-Притчарда сделано знаменитое заключение, что колдовство следует понимать прежде всего как объяснение несчастья. Проводя в середине 1920-х гг. полевые исследования среди живущего на севере Центральной Африки народа азанде, он узнал, что колдовство «вездесуще» и является частью «любой деятельности в жизни азанде».