Вячеслав Никонов - Октябрь 1917. Кто был ничем, тот станет всем

— Долой!

Долой буржуазное правительство, долой контрреволюционное начальство, долой «кровавую бойню», вообще все опостылевшее, надоевшее, мешающее так или иначе утробным инстинктам и стесняющее «свободную волю» — все долой!» [3246] Деникин А. И. Очерки русской смуты. Кн. 1. Т. 1. М., 2015. С. 403–404. .

У Временного правительства не оказалось никакой экономической программы. Большую инициативу проявлял Совет, тяготевший к перераспределению национального богатства и усилению государственного регулирования в ущерб рыночным принципам. Однако регулирование на практике оказалось невозможным из-за слома государственных институтов, способных его осуществлять.

Под разговоры о лишении предпринимателей «военных сверхприбылей» бизнес был избавлен сначала от прибыли, затем от оборотных средств и от самих производственных активов. На промышленных предприятиях свои порядки стали устанавливать фабзавкомы, которые занялись изгнанием владельцев и менеджмента, повышением окладов, приватизацией доходов. Производство дезорганизовалось скачкообразно. Начались серьезные перебои с транспортом, разладилась система распределения.

Аграрная реформа понималась исключительно как конфискация земель у помещиков, что дезорганизовало производство стремительно таявших крупных хозяйств. Правительство установило де-факто государственную монополию на торговлю хлебом, предписав крестьянам сдавать зерно по твердым ценам и введя карточную систему на основные продукты питания. Частная торговля хлебом официально ликвидировалась. При этом содержание продовольственных комитетов, распределявших продовольствие, обходилось дороже продовольствия, подлежавшего распределению. Крестьяне хлеб придерживали еще больше, на железных дорогах и водных путях шли грабежи транспортов с продуктами. К осени в стране был голод, шли голодные бунты. Отгрузки в столицу продовольствия к осени не превышали четверти от потребного, да и то, что поступало, в основном разворовывалось, на каждую основную карточку отпускалось по ½ фунта муки в день.

Не в силах собирать налоги, власть прибегла к печатному станку, резко провоцируя инфляцию. В расстройство пришла вся финансовая система. Деньги обесценились настолько, что рабочие переставали трудиться, убегая в деревню, производительность резко падала. К осени покупательная способность рубля упала до 6–7 довоенных копеек. Коррупция и растащиловка приобрела революционные масштабы.

«Выход из заколдованного круга мог быть найден только в определенной экономической политике, которой не было у Временного правительства, загипнотизированного концепцией рисовавшегося в отдалении вершителя судеб — Учредительного собрания» [3247] Мельгунов С. П. Мартовские дни 1917 г. М., 2006. С. 484. , — справедливо констатировал Мельгунов. Рябушинский от лица предпринимателей заявлял, что «в настоящее время Россией управляет какая-то несбыточная мечта, невежество и демагогия».

Внешнеполитический контекст революции определялся продолжавшейся Первой мировой войной. К 1917 году все ведущие воевавшие страны были уже максимально истощены — экономически, демографически, — причем Россия в наименьшей степени. Антанта, безусловно, стояла на победу, тем более что на ее стороне в войну вступала первая экономика мира — Соединенные Штаты.

Февральская революция обрадовала всех. Союзники были счастливы избавиться от Николая II, которого вслед за российской оппозицией считали реакционером и сторонником сепаратного мира с Германией. Противники были счастливы избавиться от самого страшного врага — российского императора.

Западные союзники хотели от России, в первую очередь, активного продолжения военных действий против Германии. «Мои постоянные усилия сводятся к тому, чтобы удержать Россию в войне, поскольку ее выход перебросит основное бремя нанесения поражения Германии на нашу страну» [3248] Francis D. R. Russia from the American Embassy. April, 1916 — November, 1918. N.Y., 1921. P. 125. , — объяснял смысл своей (и других западных посольств) дипломатической деятельности американский посол Фрэнсис. Западные правительства видели в России необъятный резервуар людской пушечной массы, рассматривая россиян как людей, в лучшем случае, второго сорта. От Временного правительства требовали мер по дисциплинированию армии для перехода в наступление, что предполагало полное неприятие проводимых им мер по «демократизации» вооруженных сил.