Итак, не было легитимного занятия магистерского престола — был захват. Некоторые специалисты полагают, что в силу этого Павел I может быть сочтен великим магистром только de facto , но не de jure . [32] Idem, p. 124.
Я не разделяю этой точки зрения, но не могу не признать, что она серьезно аргументирована и что эта тема заслуживает отдельного подробного обсуждения. Морально решающим неизбежно является мнение, которого придерживается сам Орден. В то же время стоит вспомнить такую юридическую категорию, как «право завоевания». Этот привычный для средневековой практики термин действительно обозначает право, а не его отсутствие. Для нас, однако, важнее всего то, что Орден никогда впоследствии не объявлял павловские установления и пожалования недействительными.
Стоит вернуться к постановлению фон Гомпеша и Священного совета Ордена о принятии православных дворян. Это было осуществлением планов бальи графа Джулио Ренато (Юлия Помпеевича) Литты (брата нунция), разработанных с одобрения императора Павла. Речь шла не о даровании почетных кавалерств, не о формальной светской «унии» со структурой, фактически не входящей в Орден, а о некой «новой институции» внутри Ордена. [33] По тексту протокола: «…nuovo Slahilimento in questo SacroOrdine…». Яркая деталь: 12 июня, вскоре после падения Мальты, генерал Бонапарт, получивший известие об обсуждаемом решении орденских властей, резко критически отозвался о допущенном принятии схизматиков в лоно ( sein ) Ордена. Подобное «попечение» о традициях госпитальеров со стороны Наполеона достаточно забавно. Впрочем, генерал был заинтересован в поисках оснований для критики и дискредитации Ордена. Idem, р. 21–22.
Решение было принято за несколько дней до захвата Мальты Бонапартом, и сведения о нем, судя но всему, не достигли Санкт-Петербурга. Взойдя на орденский престол, Павел решил осуществить реформу сам. В день своей интронизации он провозгласил основание «нового заведения» в Ордене для христианского дворянства Российской империи без конфессиональных ограничений. «Новое заведение» создавалось внутри уже существовавшего Российского великого приората. [34] ПСЗ-1, 1798, № 18766.
Поэтому в манифесте Павел I, действуя как император и как магистр одновременно, упомянул «новое заведение» как устанавливаемое именно «императорскою… властию»: основной целью манифеста было закрепление дарения, совершаемого Павлом-императором Державному ордену. Одновременно в манифесте подчеркивалось, что Павел «в новом качестве великого магистра» признает это императорское установление «за благо», утверждает его. Вскоре, однако, эта институция была выделена из старшего Российского приората. Новый императорско-магистерский манифест от 28 декабря окончательно оформил существование двух «заведений» ордена как двух параллельных великих приоратов — Российско-католического и Российского (межконфессионального). [35] ПСЗ-1, 1798, № 18799.
Последний отнюдь не был «православной ветвью ордена»; членство в нем было открыто для протестантов, христиан-нехалкидонцев и — в принципе — для католиков (последние, впрочем, имели свой собственный приорат и правом вступления в «повое заведение» не пользовались). Характерно, что и в преамбуле манифест от 19 ноября речь шла о «всего Христианства пользе».
Вопреки распространенному мнению, радикальные перемены, осуществленные под руководством Павла, не изменили монашеской первоприроды Ордена. Не следует преувеличивать и радикализм перемен, новизну «петербургских» установлений.
Так, кавалеры младшего Российского великого приората не приносили монашеских обетов. Высочайше утвержденные 15 февраля 1799 года «Правила для принятия дворянства Российской империи в Орден св. Иоанна Иерусалимского» [36] ПСЗ-1, 1799, № 18859.
умалчивали об обетах вообще и о самой процедуре приема. Разумеется, это означало, что допавловские нормы остаются в силе. Однако как согласовать это со «светским» обликом межконфессионального приората?
Следует учесть, что эта «светскость» не была введена Павлом I. Практика личных и коллективных разрешений от целибата и от прочих обетов была установлена ранее. В частности, шесть первых командоров Великого приората Польши и сам великий приор получили от Папы Пия VI (16 июля 1776 года) разрешение от целибата. В свою очередь акт Пия VI санкционировал подобное пожалование великого магистра де Рогана от 7 мая 1776 года. Часть основателей Великого приората Баварии была в 1782 году освобождена от принесения обетов. Еще до вокняжения Павла эта привилегия толковалась Орденом как общая для англо-баварско-польского языка, в который входили и русские госпитальеры. [37] Sherbowitz-Wetzor, Toumanoff . р. 13–15, 18–19 et passim. Авторы этого труда неприязненно относятся к описываемым установлениям; они видят в них угрозу основным орденским принципам, реализовавшуюся в пору магистерства Павла I, но не отрицают действительности самих установлений. О распространении пожалований 1776 и 1782 годов на всех госпитальеров Польского приората: Idem, р. 87 et passim. Типична ошибка П. В. Перминова, упоминающего Баварский великий приорат как протестантский — вероятно, из-за того, что часть баварских рыцарей была свободна от обетов. Перминов. Цит. соч. с. 97.
Поэтому, например, первый великий приор старшего (католического) Российского приората, принц Конде, был освобожден от принесения обетов по магистерскому акту от 1 июня 1798 года, без получения отдельного разрешения от папы. Это не было выражением нелояльности или независимости: предполагалось, что общее разрешение уже дано.
Читать дальше