Паоло Сартори - Эксперименты империи. Aдат, шариат и производство знаний в Казахской степи

Примечательно, что одновременно с Казахской степью кодификация обычного права происходила и в другой части Российской империи — на Северном Кавказе. Сравнение этих регионов убеждает нас в том, что подходы к осуществлению кодификации имели большое сходство. В 1840–1860‐е гг. империя организовала несколько крупных кампаний по изучению обычного права народов Северного Кавказа и подготовке соответствующих сборников. Активную роль в этом сыграл лейтенант Д. С. Бибиков, который руководил Канцелярией по управлению мирными горцами. Этот русский чиновник составил опросник из двенадцати пунктов, который должен был использоваться как пособие в ходе сбора информации в различных регионах Северного Кавказа. Согласно исследованиям М. Кемпера, «он (вопросник. — П. Ш., П. С. ) был определенно написан от перспективы царской империи», отражая ее административные, правовые и экономические интересы. Многие вопросы основывались на общей этнографической информации, лишь поверхностно затрагивая особенности местной правовой системы, путая при этом адат и шариат. Ориентируясь на интересы местной кавказской знати, имперские чиновники пренебрегали опытом аульных общин. Кодексы обычного права, составленные на основе такого подхода, утрачивали связь с текущими особенностями социальной жизни. По сути, все это предопределило судьбу кодификации, так как подготовленные сборники не могли быть использованы в судах [160] Kemper M. ‘Adat against Shari‘a : Russian Approaches toward Daghestani «Customary Law» in the 19th Century // Ab Imperio. 2005. No. 3. P. 150–158; Kemper M. Арабоязычная этнография адата по русскому заказу? // Дагестанские святыни. Кн. 3 / Сост. и отв. ред. А. Р. Шихсаидов. Махачкала, 2013. С. 176–177. . Другая ошибка колониальной администрации заключалась в том, что поддержка адата рассматривалась как необходимая мера модернизации местного общества в противовес «закостенелости» шариата. Однако расчет не был верным. По мнению историка права М. М. Ковалевского, трансформация жизненного уклада народов Северного Кавказа с точки зрения налаживания тесных отношений с империей и интеграции региона в государственную систему могла быть успешнее, если бы борьба с «более цивилизованным», чем адат, исламским правом не была так ярко выражена [161] Kemper M. ‘Adat against Shari‘a. P. 164 –170. .

В конце XVIII в. усиливается внимание империи к изучению обычаев и традиций подданных. Казахское обычное право становится частью этнографических описаний. Вторая академическая экспедиция (1768–1772) осуществила одну из первых попыток обобщить сведения об адате и опубликовать их наряду с другими полевыми материалами [162] Участниками этой экспедиции были известные ученые того времени: И. Г. Георги, П. С. Паллас, И. П. Фальк. См.: Масанов Э. А. Очерк истории этнографического изучения казахского народа в СССР. Алма-Ата, 1966. С. 68–84. . Этнографические работы этого времени создают представление о нескольких источниках казахского обычного права. Если указания на шариат, местные обычаи и формы социальных отношений позволяли объяснить черты симбиоза у народов, принявших ислам, то ссылка на пережиточное состояние местного права, акцент на практике естественной справедливости [163] В данном случае концепция естественной справедливости складывается на основе представлений о естественном праве; с одной стороны, оно как совершенная идеальная норма противопоставляется несовершенной действительности (так возникает миф о «благородном дикаре»), с другой — положения естественного права вытекают из самой природы и поэтому становятся неизменными. См.: Четвернин В. А. Современные концепции естественного права. М., 1988. С. 57. призваны были уравнять казахское право с доисторическим правом народов, находившихся на стадии разложения первобытно-общинного строя [164] И. Г. Георги, например, считал, что «законы» у казахов основываются «частью на Алкоране (в более широком смысле на шариате. — П. Ш., П. С. ), а частью на старинном обыкновении, в особых же случаях на естественной справедливости». См.: Георги И. Г. Описание всех в Российском государстве обитающих народов. С. 122. . Считая, что казахи — «дети природы» [165] Такая фраза встречается у Ф. И. Германа, адъютанта оренбургского военного губернатора П. К. Эссена (1817–1830). По его словам, казахи — это «грубые дети природы…» См.: Герман Ф. И. О киргизах // Вестник Европы. 1822. Ч. 122. № 3. С. 301. , а политическая организация кочевников не способствовала образованию государства (при низком авторитете верховной власти, самоуправстве родовых правителей, отсутствии постоянной армии), русские этнографы впадали в соблазны географического детерминизма. Образ жизни, природно-климатические факторы, характер производства служили аргументами для объяснения генезиса «варварских» и «диких» норм поведения [166] Вот характерный этюд: «…грабительства их (казахов. — П. Ш., П. С. ), также жестокость и несправедливости можно сочесть паче следствиями сурового и необузданного их рода жизни…» См.: Георги И. Г. Описание всех в Российском государстве обитающих народов. С. 120. .