Вольфганг Акунов - Белая гвардия Фридриха Эберта

В виду этих обстоятельств я считаю своим долгом ответить на письмо генерала Гофа, так как слабодушный генерал Юденич, несомненно, не последовал примеру генерала графа фон-дер-Гольц, который, на попытку одного из английских генералов оскорбить немецких солдат, ответил так, как и можно было ожидать со стороны истинного патриота и офицера лучшей в мире армии.

В минувшую войну храбрая русская армия в течение одного года не раз спасала положение Антанты, потеряв при этом лучших своих офицеров и солдат. Союзники готовились торжествовать победу, которую должна была подготовить им русская армия. Походом в Восточную Пруссию был спасен Париж и т. д. — Нас завело бы слишком далеко подробное перечисление дальнейших событий.

Помощь союзников во время борьбы с большевизмом была проникнута такою „искренностью“ и была так „хорошо организована“, что много раз русские офицеры и солдаты, попадая во власть большевиков, находили там свою гибель (смерть адмирала Колчака). Одним словом — одною рукою давали яд, а другою молоко в противоядие.

Русские офицеры, не пожелавшие признать большевизма, изгнаны из отечества и несут такую тяжелую долю, какой никогда не переживали офицеры других стран. От души желаю врагам России и их офицерам пройти через такие же испытания, и тогда обнаружится, кто достоин своей родины — те ли, которые, оставаясь равнодушными свидетелями пролития русской крови во время бессмысленного и неподготовленного похода на Петроград, сами в это время с успехом играли на бирже, или те русские офицеры, которые в течение 11 месяцев не получали ни жалования, ни продовольствия, ни обмундирования.

Перехожу к опровержению письма Гофа по пунктам:

1). То, что со стороны немцев никогда не было никаких интриг, это знаю я, как единственный главнокомандующий, указавший русским путь, открытый перед ними для спасения родины, а именно „идти рука об руку с Германией“. Такое мое убеждение я подтвердил моим совместным выступлением с Германией.

2). Вполне понятно, почему Северо-Западная Армия до прибытия генерала Гофа действовала успешно и била большевиков: просто потому, что ей никто не мешал. Если потом наступил некоторый упадок духа, то объясняется это тем, что многие из состава армии невольно вспоминали свои тяжелые переживания в Одессе и в Киеве, где за оказанную Антантой помощь пришлось расплачиваться кровью.

Помощь Антанты приносила мало пользы, потому что ее агенты во все вмешивались. Дальновидными оказались те русские, которые пытались перерезать нити, связующие нас с Антантою: они, очевидно, уже тогда предвидели такие случаи, как принудительная эвакуация тех несчастных 6000 казаков, которые были выданы большевикам на явную смерть. Большою смелостью, чтобы не сказать более, представляется требовать от русских, чтобы они памятовали статьи мирного договора. Только какой-нибудь генерал Гоф способен предъявить такое требование, и принять его может только какой-нибудь генерал Юденич. Русские не подписывали мирного договора и потому не намерены даже его читать. Так же, как и я, мои единомышленники предвидели, что у благородных рыцарей Антанты, к их стыду, хватит мужества утверждать, что за пролитую кровь можно уплатить испорченными танками и иною подобною дрянью. К тому же за эту, так называемую, помощь выставлялись несообразно высокие цены.

Неправда, будто бы русская армия развращена немцами при посредстве большевизма. Пусть ответственность за это несут господа Керенский и Гучков, так же, как их вождь и пособник, бывший английский посол сэр Бьюкенен. В первые дни революции к Бьюкенену являлась возглавляемая мною депутация офицеров, и этой депутации Бьюкенен сказал, что надо углублять революцию для спасения России.

Если Германия также причастна проникновению большевизма в Россию, то сделала она это для победы над врагом, потому что, ведя войну, не играла в футбол, а упорно боролась. Это говорю я, четыре раза раненный немецкими пулями.

В заключение объявляю всем желающим слышать:

Если год тому назад моя Западная Армия не заняла Москвы, то произошло это только от того, что Антанта, преследуя собственные, эгоистические цели, вступления в Москву не хотела. Для этого она закрыла немецкую границу и одновременно запретила наступление на большевиков (об этом имеется на лицо документ, подписанный английским полковником Робинсон). Иначе я сумел бы дать всем врагам России надлежащую отповедь, как я не раз доказывал это в Балтийском крае.