Попытка русских поджечь шведские суда произошла близ Ландскроны, куда шведы сочли за благо удалиться с Орехова при приближении русских ладей, едва ли, впрочем, столь многочисленных, как сообщает ХЭ. Там же было устроено и заграждение, задержавшее русские плоты-брандеры. И тот, и другой военный прием известен и помимо ХЭ. Нечто подобное первому мы встречаем в Брауншвейгской хронике XIII в., а второй близок к старому способу заграждения входа в залив, реки или пролива при помощи железной цепи, протянутой от одного берега к другому; этот способ был известен и скандинавам, и русским в предыдущую эпоху, во времена викингов.
В каком смысле ХЭ говорит, что русские шли в поход «на русский лад», остается неясным. Численность русской рати сильно преувеличена, как и выше число ладей. ХЭ дает весьма наглядное описание нападения русских на Ландскрону и расположения шведских сил. Укрепления здесь предполагаются деревянные; основная часть шведского войска стояла, очевидно, между рвом и стеной. Термин «хельсинги» здесь не обозначает, как «упландцы», шведов вообще, а отдельную часть шведского войска, состоявшую из уроженцев Хельсингланда, одной из северных областей Швеции. Есть предположение, что «хельсингами» называли финляндских, нюландских шведов; их участие в походе 1300 г. вполне возможно. Судя по противопоставлению хельсингов рыцарям с их феодальными дружинами, это — часть широкой массы войска.
Из числа рыцарей ХЭ более всего интересуется Матиасом или Маттсом Кетильмундсоном. Этот шведский феодал известен в документах с 1299 г. Впоследствии он был канцлером, главой правительства опекунов при несовершеннолетнем Магнусе Эриксоне, а в конце своей жизни (умер в 1326 г.) — шведским военачальником в западной Финляндии. Иван (имя, ничего общего не имеющее с таким же русским) и Генрих фан Кюрна — немецкие (голштинские) дворяне; Педер Порсе — датчанин по происхождению, родственник датского рыцаря Кнута Порее, авантюриста и интригана, подвизавшегося в Швеции несколько позже.
Говоря о возвращении в Ландскрону неосторожно зарвавшихся рыцарей, которые были окружены русскими и еле выбрались (автор ХЭ и тут не преминул заметить, что русским пришлось при этом очень худо), ХЭ употребляет, как и выше, любопытное лексическое заимствование из карельского говора: «домой», «восвояси» она выражает сложным финско-шведским словом, первой частью которого является финское mаja (дом, жилье). Несколько комическое впечатление производит наименование русской рати «языческим сбродом», причем через несколько строк оказывается, что этот «сброд» сиял, как солнце, блистая своим вооружением.
Эпизод с поединком — одно из проявлений романтического элемента в ХЭ. Мотив решающего поединка, очень древний и широко распространенный, встречается и в средневековой рыцарской поэзии; в ХЭ он поэтому, может быть, является литературным заимствованием, а не восходит непосредственно к устному преданию. Категорический отказ одной из сторон от такого поединка — черта, не соответствующая обычному ходу дела в эпических преданиях; в таких случаях охотник принять вызов обычно находится, хотя и не сразу (как, например, в русском летописном предании под 992 г. о борьбе русского юноши с печенегом). Если этот эпизод ХЭ навеян подлинным преданием, то возможно, что автор исказил его в ущерб русским. Русский князь введен здесь произвольно: новгородский князь пока еще не имел отношения к военным действиям против шведов. Отступление русских на этот раз от Ландскроны как будто подтверждает предположение о том, что здесь действовали одни ладожане; новгородская рать была бы больше и эффективнее.
Вынужденная остановка шведского флота по выходе из устья Невы, может быть возле острова Котлин, была использована скучавшими без «дела» Матиасом Кетильмундсоном и его соратниками для бесцельного в сущности набега на местные финские племена. Дело происходило, по-видимому, уже не в ближайшей к Ландскроне части Ижорской земли, которая, вероятно, и без того была обобрана шведами, а в более западной: ХЭ называет здесь не только Ижорскую, но и Водскую землю — Inger ok Watland ; название Inger соответствует русскому «Ижора». Никакой попытки подчинения себе этого района шведы не сделали и ограничились разрушительным набегом на беззащитную ижору и водь; автор ХЭ очень живо, образно и, бессознательно для себя, патетически очертил бедственное положение этих разоренных шведами финских племен в нескольких словах, выгодно отличающихся от тех довольно шаблонных приемов живописания, которыми он нередко пользуется.
Читать дальше