Владимир Захаров - Император Павел I и Орден святого Иоанна Иерусалимского

Вряд ли эти наблюдения из жизни Павла Петровича можно отнести к случайным явлениям. Скорее всего, правильно будет сказать, что эти поступки результат серьезного и вдумчивого воспитания, которое он получил. Семена, заложенные в детстве, остались на всю жизнь и дали свои всходы. Павел Петрович не поддался иллюзорным заявлениям французских просветителей, которых, конечно же, читал и которые высмеивали и даже вытравляли из жизни европейского общества рыцарские обычаи, называя их недостойными просвещенного века пережитками. Разговоры о рыцарях, о создании специальных учебных заведений для воспитания рыцарей и дам в том самом высоком значении этого слова бывали у Павла с его учителями часто. С. А. Порошин записал, например, 16 декабря 1765 г. в своем дневнике: «Ныне также обращается в мыслях какой-то corps de chevalerie [367], который также около Андроньева монастыря государь цесаревич располагать изволит» [368].

Не следует думать, что Павел I был единственным монархом, которого современники называли рыцарем. Далеко не так. В разные времена, довольно близкие к нему, такими эпитетами были награждены Генрих IV Бурбон и шведский король Карл XII, рыцарем считал себя современник Павла Карл Зюдерманландский (шведский Король Карл XIII) и многие другие.

По меткому замечанию известного голландского историка Йохана Хёйзинга, «когда к концу XVIII столетия средневековые формы культуры стали рассматриваться как своего рода новые жизненные ценности… прежде всего, обратили внимание на рыцарство» [369]. Рыцарство, — делает вывод Й. Хёйзинга, — это, прежде всего исторический, жизненный идеал. «Повсюду, где рыцарский идеал исповедовали в наиболее чистом виде, — заметил историк, — особое ударение делали на аскетическом элементе. В период расцвета он естественно, и даже по необходимости, соединялся с идеалом монашества — в духовных рыцарских орденах…» [370].

Процесс возобновления рыцарства и связанного с ним духовного развития был повсеместным в Европе, и Россия не была исключением. Другое дело, что далеко не все русское общество воспринимало эти идеи, но люди, подобные Павлу Петровичу, встречались в России, хотя и не очень часто.

Говоря о рыцарстве императора Павла I, следует разобраться и в таких тонких вопросах его жизни и поступков, как защита угнетенных, «верность сюзерену», «прославление христианства», «аристократичность жизни воина», «неизменная верность данному слову», «добродетель», «куртуазность» как некая аскеза, преобразующая плотские стремления в духовную добродетель [371], и многое, многое другое. Все это прекрасно проанализировал Ю. П. Соловьев, читателю просто надо обратиться к его великолепной работе.

Отношения Павла Петровича с матерью, императрицей Екатериной II, — тема специального исследования, и здесь мы скажем об этом кратко. Из последних работ, в которых все это обстоятельно изложено, следует обратиться к превосходному исследованию М. М. Сафонова «Завещание Екатерины II», вышедшему в 2002 г. То, что мать хотела лишить своего сына наследования престола и сделать следующим императором своего внука Александра, сейчас уже не вызывает сомнения. Хотя слухи об этом ходили и во время правления Павла I, и после его смерти. В Архиве Внешней Политики Российской Империи хранятся вырезки из немецких газет 1796–1797 гг. с публикациями на эту тему, которые были присланы в Петербург иностранными дипломатами. Неизвестно, что случилось бы, если бы императрицу не хватил апоплексический удар. Вероятно, только это помешало ей до конца выполнить свой план по устранению сына от власти. А. Т. Болотов, описывая неожиданную кончину Екатерины II, высказал следующие соображения по этому поводу:

«Впрочем, неизвестно, может быть все сие случилось еще к лучшему, и что Провидение и Промысел божеский восхотел оказать нам особливую ко всем россиянам милость, что устроил… конец сей великой монархини точно сим, не иным образом. Ежели б имела она обыкновенное жизни своей окончание и не столь скоропостижно, а с предшествовавшею наперед и несколько недель или хотя дней, продолжающейся болезнью, если б пресечение жизни не было столь дружное, а медленное, с употреблением до самого конца жизни всех чувств разума, памяти и языка — то почему знать? — может быть, произошло бы что-нибудь, при сем конце жизни, такое, что произвело бы в государстве начальные и бедственные какие-нибудь последствия, или бы какие несогласия и беспокойства, неприятные всем россиянам. Носившаяся до того молва, якобы не намерена она была оставить престол своему сыну, а в наследники по себе назначала своего внука, подавала повод многим опасаться, чтоб чего-нибудь тому подобного, при кончине государыни, не воспоследовало. И все содрагались от одного помышления об этом. Но судьба все сие сомнительства и опасения вдруг и единым разом разрушила и уничтожила, сделав чрез скоропостижную и непредвиденную кончину императрицы то, что на престол ее вступил без всякого помешательства и оспаривания законный и самый тот наследник, который и по родству, и по закону, и по всем правам, должен быть таковым, и который к сему еще от рождения своего был назначен» [372].