Евгений Сергеев - Большая игра, 1856–1907 - мифы и реалии российско-британских отношений в Центральной и Восточной Азии

Однако тотальный распад Китая на враждующие государства также угрожал интересам европейцев, не исключая, естественно, Великобританию, Францию и Россию, поскольку развитие ситуации по этому сценарию могло привести их к войне за «китайское наследство» с непредсказуемыми результатами. С другой стороны, царское правительство опасалось реализации английских планов полного подчинения цинских властей влиянию Лондона под предлогом распространения на территории Китая свободной рыночной конкуренции. Вот почему Путятин с тревогой докладывал Горчакову 6 июля 1858 г.: «Китаю определено было открыть вполне и вдруг все политические, общественные и торговые сношения с прочими народами и разом признать преимущество европейской силы и знания. Но чем быстрее последовал такой переход, тем опаснее, чтобы Китай подпал не только влиянию, но и совершенной зависимости от Англии, государства, обличившего его бессилие и уже показавшего, в какой мере оно хочет пользоваться наведенным на Китай страхом. Чтобы удержать это стремление к новым насилиям со стороны других государств, Китаю необходимо скорее образовать новую военную силу, и в этих видах я не переставал настаивать на допущении наших офицеров в Пекин для сформирования регулярного войска и устройства военной части....» [312]

Члены созданного царем Особого Комитета по делам Дальнего Востока рекомендовали отправить 10 тыс. ружей, 50 артиллерийских орудий крупного калибра и пять военных инструкторов в империю Цин. Однако они смогли прибыть в Кяхту — пограничный пункт на русско-монгольской границе — только осенью 1861 г., когда боевые действия между цинскими войсками и англофранцузскими экспедиционными силами давно завершились. Тем временем Путятин подписал в мае 1858 г. Айгуньский договор с пекинским правительством. Этот документ фактически открыл перед европейскими государствами перспективу раздела Цинской империи на сферы влияния. В соответствие с его статьями империя Цин уступала России весь левый берег Амура, хотя договориться относительно бассейна Уссури Путятину не удалось, и стороны отложили этот вопрос до окончания второй опиумной войны [313].

В этой связи Александр II принял решение направить в Китай новую российскую дипломатическую миссию для завершения переговоров. Выбор царя вновь пал на неутомимого Н.П. Игнатьева, который и выехал в столицу Поднебесной после краткого отдыха, необходимого для восстановления сил, затраченных на описанную выше миссию в Центральную Азию. Помимо достижения окончательной договоренности с пекинским правительством, ему было поручено рассеять подозрения британской стороны относительно участия русских офицеров в модернизации маньчжурских войск и обороне морских крепостей. Дело в том, что некоторые англоязычные газеты в Шанхае регулярно публиковали свидетельства очевидцев о присутствии военных инструкторов из России, которые якобы корректировали огонь китайских батарей во время штурма сильно укрепленной крепости Дагу франко-британскими десантными подразделениями [314].

Детальное описание в целом успешных для русской дипломатии переговоров с цинскими властями, а также подробный анализ деятельности Игнатьева в качестве посредника между императорским двором и представителями западных держав лежат за пределами нашего исследования [315]. Необходимо, однако, подчеркнуть, что в контексте Большой Игры обращают на себя внимание инструкции, данные Игнатьеву, царем, Горчаковым и Милютиным, относительно противодействия любым намерениям Лондона укрепиться в устьях Амура и Уссури, которые по своему значению не уступали Янцзы — важнейшей транспортной артерии Центрального Китая [316]. Тем более, что адмирал Дж. Раундс, командующий британской Тихоокеанской эскадрой, требовал от Адмиралтейства и Уайтхолла «создать морскую империю со всеми необходимыми атрибутами — укрепленными базами, почтовой связью, гидрографической службой, верфями и доками». Он разрабатывал различные оперативные схемы установления контроля над китайскими, японскими и российскими владениями на Тихом океане. Выступая за оккупацию Маньчжурии, которую Раундс назвал «ключом к тихоокеанской торговле», он обосновывал возможность этого шага «необходимостью защитить Китай и Индию от притязаний России, используя Японию в качестве тыловой базы на Дальнем Востоке» [317]. Забегая вперед, отметим, что в соображениях адмирала можно найти обоснование будущего англояпонского союза, который служил краеугольным камнем британской дальневосточной политики с 1902 по 1921 г., то есть вплоть до созыва Вашингтонской конференции.