Евгений Сергеев - Большая игра, 1856–1907 - мифы и реалии российско-британских отношений в Центральной и Восточной Азии

Острая необходимость для правительства соотносить политический курс и экономические интересы с действиями противоположной стороны нередко заставляла Уайтхолл проявлять чрезмерную осторожность в сочетании с уступками России по региональным проблемам [143]. Помимо этого, прагматичные деятели вроде лорда Солсбери были прекрасно осведомленны о том, что британское управление Индией основывается главным образом на военной силе, хотя они никогда не отрицали уже упоминавшихся выше моральных обязательств «белого человека» перед «туземным» населением. В случае Солсбери, кажется справедливым вывод о том, что великое восстание сипаев 1857–1858 гг. произвело неизгладимое впечатление на молодого тогда Роберта Сесила, сделав его крайне осмотрительным при формулировании внешнеполитических решений, касавшихся азиатских стран [144].

Не вызывает сомнений, как уже говорилось в начале этой главы, что ключевые министры должны пополнить список лиц, которые оказывали прямое или косвенное влияние на ход Игры. В отличие от своих русских коллег, все они согласно традиции были подотчетны парламенту, а до известной степени и общественному мнению [145]. Вот почему большинство членов британских Кабинетов можно отнести к государственным деятелям, обладавшим достаточной решимостью и интеллектом, чтобы оказывать влияние на позицию Соединенного Королевства в международных делах. Их количество достаточно велико, но особого упоминания, на наш взгляд, заслуживают лорды Грэнвилл и Лэнсдаун, а также сэр Эдвард Грей, много сделавшие для развития англо-русских отношений [146].

Говоря о британской властной элите в целом, анализ которой требует отдельного исследования, обратим внимание читателя на дискуссию сторонников «первой» и «второй» империй, окончившейся к 1860-м гг. предсказуемой победой последних. Реформаторы колониальной политики, такие как Эдвард Уэйкфилд, Чарльз Буллер, лорд Дархэм и сэр Уильям Молес-ворт, выступали за поощрение эмиграции и увеличение инвестиций в заморские территории, чтобы построить «вторую» империю в Азии. Все они были убеждены в том, что война самым негативным образом отражается на бизнесе, что материальные потери, снижение торговых оборотов и сокращение кредита — эти неизменные спутники любого длительного вооруженного конфликта, вызовут в конечном итоге социальный взрыв в метрополии и ослабление международных позиций Англии.

Завершение дискуссии не привело к единомыслию среди верхушки британского общества. В связи с активизацией России на просторах Евразии от Каспия до Тихого океана правящая элита Соединенного Королевства разделилась на сторонников наступательной ( forward ) политики — «форвардистов» и приверженцев курса «искусного сдерживания» ( masterly inactivity ) — «инактивистов». В то время как первые выступали за подчинение азиатских народов преимущественно путем установления прямого политического контроля, не исключая угроз, шантажа и применения военной силы, «инактивисты» скорее поддерживали меры Кабинета по косвенному воздействию на ситуацию и непрямому управлению зависимыми территориями путем заключения личных соглашений с правителями, предоставления им финансовых субсидий и развития торговых отношений [147].

Пользуясь поддержкой большинства гражданских и военных чиновников, особенно побывавших на службе в Индии, такие «форвардисты», как Дэвид Уркварт, Генри Роулинсон или Арминиус (Арминий) Вамбери призывали Уайтхолл к решительным превентивным шагам на границах Индии, чтобы обуздать воинственные племена и внести успокоение на территорию соседних государств с целью исключения малейшего предлога для вторжения туда русских. Как отмечал лорд Робертс, занимавший пост главнокомандующего англо-индийской армией с конца 1870-х до начала 1890-х гг., сущность форвардистской политики в Азии состояла «в распространении влияния и установлении законности там, где анархия, убийства и грабежи правили бал до британского завоевания» [148]. По мнению профессора У. Доусона, одного из авторов фундаментальной Кембриджской истории внешней политики Великобритании , адепты наступательного курса желали «предвосхитить события, которые они считали неизбежными, и одним махом поставить всех пограничных правителей и вождей в зависимость от британского правительства с помощью договоренностей о союзе, направлении к ним политических и военных миссий, а также денежных субсидий и поставок вооружения» [149]. Типичным представителем этой группы являлся упоминавшийся во введении Д. Кайе, высокопоставленный правительственный чиновник, который одним из первых начал обсуждать центральноазиатскую проблему в связи с ситуацией на границах Индостана. Характерно, что сэр Оуэн Берн, преемник Кайе на должности секретаря Политического и секретного департамента министерства по делам Индии также высказывался в 1874 г. в пользу активизации английской политики на Востоке [150].