Евгений Сергеев - Большая игра, 1856–1907 - мифы и реалии российско-британских отношений в Центральной и Восточной Азии

Толковый словарь Уэбстера предлагает различные толкования слова игра ( game ). Но одно из них, на наш взгляд, наиболее соответствует предмету исследования — «испытание на сноровку и выносливость» [1322]. Именно такое испытание прошли Россия и Великобритания за полвека эволюции их отношений. Более того, автор убежден, что главный вектор Большой Игры нельзя сводить только к экспедициям путешественников или операциям секретных агентов, хотя эти виды деятельности, конечно, выступали ее неотъемлемыми компонентами. Показательно, что те разведывательные структуры и особые подразделения, которым Игра дала «путевку в жизнь», явились прообразами таких организаций, как Британская специальная воздушная служба ( British Special Air Service ), американские Зеленые береты ( Green Berets ) и Подразделение Дельта ( Delta Force ), созданных «как в целях, которые они надеются добиться, так и с использованием особых методов их достижения» [1323].

Наше исследование также позволило сделать вывод о том, что дуализм соперничества и сотрудничества, характеризовавший взаимодействие России и Британии, составлял внутреннюю суть всех аспектов Большой Игры — от политики и дипломатии до экономики и социальных отношений. По мнению автора, в то время как британская властная элита, проникнутая либеральными идеями конкуренции и свободной торговли, в ранневикторианский период преследовала не только политические, но и экономические цели при осуществлении цивилизаторской миссии на азиатском Востоке, правящие круги России вступили в соревнование с более передовой Великобританией, исходя, прежде всего, из геостратегических приоритетов. Вот почему в первом случае цивилизаторская миссия казалась более продуктивной, чем во втором. Однако заключительные годы Большой Игры демонстрировали обратное соотношение, когда для России мотив индустриальной модернизации вышел на первый план, особенно после поражения от Японии на Дальнем Востоке, тогда как для Соединенного Королевства империалистические амбиции начали временами заслонять соображения экономической целесообразности [1324].

Компаративное изучение этапов Большой Игры также дало нам возможность прийти к заключению об упрощенном взгляде на Россию как единственном источнике агрессии на пространстве Евразии. В отдельные периоды соперничества с русскими английское правительство проводило не менее жесткую, наступательную политику на территории своих заморских владений или сфер влияния. Достаточно вспомнить англо-афганские войны, вторую опиумную войну, вооруженный конфликт с Персией или поход на Лхасу, не говоря уже о бесчисленных карательных экспедициях против малых государств и племен в горных районах на северо–3ападе Индостана.

Более существенным представляется вывод о том, что Большая Игра знаменовала собой не просто соперничество двух империй, а столкновение различных культурных парадигм на фоне реалий доиндустриальных азиатских обществ [1325]. Если британская модель в целом основывалась на ценностях протестантизма (в его англиканском варианте) и экономического либерализма, то российская опиралась на догмы православия и политического авторитаризма [1326]. Как справедливо описал образ России в менталитете викторианского общества один из современных отечественных авторов, «столь близкое географическое соседство с автократической державой, подчинившей себе огромные территории евразийского материка, легко вызывало у западных наблюдателей ощущение подавленности и потенциальной опасности для себя» [1327].

Очевидно, что при оценке эволюции англо-русских отношений в контексте Большой Игры не стоит упускать из виду тот значительный разрыв в уровне социально-экономического развития, который существовал между двумя странами на протяжении XIX века. Если к его середине промышленный переворот в Великобритании фактически уже совершился, превратив ее в «мастерскую мира», то Россия только начинала «разбег» благодаря реформам 1860-х — 1870-х гг. Указанное стадиальное несовпадение во многом обусловило различия целей и задач, которые ставили в своей азиатской политике властные элиты обеих империй. Так, например, многие европейские наблюдатели придерживались ошибочного мнения о том, что, поскольку русским по определению не хватает деловой хватки и инициативы, а британцы одарены этими качествами в полной мере, именно английскую модель модернизации азиатских народов следует рассматривать не просто как передовую, но и наиболее соответствовавшую условиям отдаленных колониальных рынков [1328]. Тем более, что некоторые британские публицисты продолжали парадоксальным образом рассматривать Россию одновременно как геополитического соперника и страну, нуждавшуюся в руководстве со стороны европейцев, включая представителей Туманного Альбиона [1329].