Евгений Сергеев - Большая игра, 1856–1907 - мифы и реалии российско-британских отношений в Центральной и Восточной Азии

Персия оказалась еще одним государством Среднего Востока, где Большая Игра вступила в завершающую стадию после урегулирования инцидента вокруг оазиса Пенде в 1885 г. и окончательной демаркации границы с Россией два года спустя. Однако ситуация вокруг этой страны обострилась, после того как шах пригласил Германию обозначить свое политическое и коммерческое присутствие на Среднем Востоке. Это предложение вызвало отправку первого немецкого посольства в Тегеран весной 1885 г. Тем не менее, Бисмарк все же отклонил просьбу шаха о командировании в Персию группы военных инструкторов, а также проект инвестирования германских капиталов в строительство железных дорог на ее территории [874].

Первые контакты между Берлином и Тегераном не остались вне поля зрения представителей России и Британии, так как политическое и экономическое проникновение Германии в Персию ставило под угрозу те права и привилегии, которых Лондон и Петербург смогли добиться от шаха за несколько десятилетий [875]. Так, к примеру, заключив с Тегераном торговое соглашение в 1883 г., царское правительство закрыло для свободного провоза товары из Европы, поступавшие на рынки Персии через Кавказ. Русско-Персидский и Англо-Персидский банки успешно действовали в столице страны и других крупнейших городах, а в 1890-х гг. там открыли свои представительства частные страховые компании и общества. Российские и британские предприниматели соревновались друг с другом за телеграфные и табачные концессии. Кроме того, в конце XIX — начале XX в. русские и англичане предоставили несколько крупных денежных займов шахскому правительству, поставив под свой контроль финансовую систему Персии [876].

В то время как британский флот господствовал в Персидском заливе и устье реки Карун — притоке Шат-эль-Араба, влияние России фактически преобладало в северных и центральных провинциях страны, причем его политическая составляющая во многом определялась той большой ролью, которую во внутренней жизни играла упоминавшаяся выше Отдельная казачья бригада. К середине 1890-х гг. это подразделение превратилось, пожалуй, в ведущую боеспособную единицу персидской армии, оставаясь в то же время личной конной гвардией шаха. В частном письме Валентину Чайролу, влиятельному и хорошо осведомленному обозревателю Таймс , британский посланник в Тегеране сэр Сесил Спринг-Райс оценивал значение бригады следующим образом: «Единственная дисциплинированная сила здесь — это 1000 казаков, вооруженных и подчиняющихся русским офицерам. Они могут взять Тавриз в один день, Мешхед — в два, Тегеран — в шесть. Если персы сделают что-нибудь к неудовольствию русских, последние двинут свои войска вперед. Мы можем только оперировать морскими портами в заливе (Персидском. — Е.С .), которые влияют на их положение в гораздо меньшей степени, чем они могут угрожать столице» [877].

Сам Чайрол также уделял много места анализу информации о личном составе казачьей бригады в своих публикациях, посвященных анализу ситуации на Среднем Востоке в связи с проблемой обороны Индии. По его мнению, все закончившие службу в бригаде кавалеристы направлялись затем в провинции, продолжая служить в качестве «телохранителей губернаторов, агентов российского влияния и получателей сведений, интересовавших их русских покровителей» [878]. Поэтому имеются все основания полагать, что к началу XX в. бригада превратилась в непременный атрибут персидской политической сцены, и этот вывод подтверждается воспоминаниями человека, который командовал ею на протяжении нескольких лет — генерал-майора В.В. Косоговского [879]. Вполне понятно, что эта боевая единица оставалась важнейшим рычагом давления России на шахское правительство, хотя современники указывали на постоянные трения между российскими посланниками в Тегеране и командирами бригады. «Она подчиняется русскому генералу на службе шаха, — писал один французский исследователь в начале XX в., — и этот генерал докладывает непосредственно военному министру подобно тому, как директор Русско-Персидского банка подчиняется напрямую министру финансов» [880].

Со своей стороны, британцы пытались превратить Персию в буферное государство со стабильным политическим режимом и восстановить свой несколько пошатнувшийся престиж в глазах местного населения. Так, в Мешхеде — одном из религиозных центров шиитов — англичане создали эффективно работающий центр сбора информации о Центральной Азии [881]. Чтобы укрепить свои позиции на севере Персии, в октябре 1887 г. Солсбери назначил сэра Генри Вольфа новым посланником в Тегеране. Его обязанности включали мониторинг северо-восточных границ Персии и оказание давления на правительство шаха с целью реформирования местных органов власти. Как справедливо подчеркнул один британский историк, Англия опасалась не могущества России, а, прежде всего, слабости Персии [882]. Однако на практике главная задача Вольфа состояла в том, чтобы противодействовать российскому влиянию путем распространения свободной торговли и побуждения шаха к политическим преобразованиям. Прибыв в Тегеран, Вольф предложил посланнику России князю Н. Долгорукому объединить усилия для подталкивания шаха к реформам. «Мне кажется, — писал британский представитель, — что, направляя эту страну по пути прогресса и помогая ей развивать свои ресурсы, два соседа (Россия и Британия. — Е.С .) могут иметь нейтральную территорию между своими границами, тогда как Персия получит выгоду от их поддержки и ощутимого влияния» [883].