Адам Резерфорд - История о нас. Как мы стали людьми? Путеводитель по эволюции человека

У дельфинов встречается еще одно неприятное явление — детоубийство, которое в популярной прессе было классифицировано как убийство, хотя следует заметить, что самцы и самки многих видов животных убивают детенышей других особей своего же вида в рамках репродуктивной стратегии. Львицы выкармливают детенышей молоком дольше года и в это время не спариваются. Львы (в одиночку или иногда группами) убивают детенышей, чтобы вернуть львицу к фертильному состоянию и произвести от нее потомство. В Танзании матери и дочери шимпанзе по непонятным причинам убивают и поедают детенышей других родителей. Доминантные самки сурикатов убивают детенышей подчиненных самок, чтобы те могли помогать выкармливать потомство доминантной самки. Самки гепардов решают подобные проблемы, спариваясь со многими самцами, так что их сперма смешивается и все детеныши одной самки происходят от разных отцов.

Многократно сообщалось о выброшенных на берег детенышах дельфинов с тяжелейшими повреждениями. В 1990-х гг. в одном исследовании говорилось о девяти детенышах, погибших от тупых ударов с переломом ребер и разрывом легких, а также от глубоких проникающих ран, которые могли быть результатами укусов взрослых дельфинов.

Что же, дельфины — убийцы и насильники? Нет, поскольку мы не можем использовать наши юридические термины для описания поведения животных. Кажется ли нам такое поведение отвратительным? Да, но, опять же, природе безразлично, что мы думаем.

Этот краткий экскурс по темным закоулкам мира природы служит для напоминания о том, что природа может быть жестокой. Борьба за существование подразумевает конкуренцию, а конкуренция завершается конфликтами и иногда смертоносным насилием. Мы узнаём это поведение, поскольку люди тоже конкурируют между собой и тоже могут быть чудовищно агрессивными. Но нас не принуждают к насилию. Эволюция нашего разума позволила нам создавать орудия убийства. Но она также предоставила нам такие возможности, которых нет у других животных. Мы не такие же, поскольку благодаря нашему современному поведению мы вывели борьбу за существование за пределы жестокого мира природы, так что нам не нужно убивать других или принуждать женщин к сексу насильственным путем, чтобы обеспечить собственное выживание. Интересно понять, как же это произошло.

В книге «Происхождение человека» Дарвин сравнивал разум человека и других существ. Он рассуждал о познавательных способностях гипотетической обезьяны и замечал, что, хотя обезьяна могла бы разбить орех камнем, она не могла изготовить из этого камня орудие. И также не могла бы «следить за ходом метафизических рассуждений, или решать математическую задачу, или размышлять о боге, или восхищаться величавой картиной природы».

Но Дарвин предполагал, что «эмоции и способности, как любовь, память, внимание, любопытство, подражание, рассудок» в какой-то зачаточной форме проявляются и у других животных. Он писал, что различие между разумом человека и других животных только «количественное, а не качественное».

Этот фрагмент текста — замечательный образец прозы, который стал знаменит далеко за пределами эволюционной биологии как пример описания свойств, различающихся не на фундаментальном уровне, но лишь по положению в спектре возможностей.

Но что касается исходного смысла этого фрагмента для описания нашей эволюции, я уже не уверен в его справедливости. Как мы видели, по технологическим способностям, сексуальному поведению и моде мы отличаемся от других животных. Но вывод о том, что наше отличие от них заключается только в нашем относительном положении на общей шкале, спорно. Наша способность использовать орудия развита настолько сильнее, чем у ворона, или дельфина, или даже у шимпанзе, что кажется невозможным объяснить это только нашим относительно более продвинутым положением в спектре. Наши сексуальные желания и склонности могут напоминать таковые у других животных, но необузданное сексуальное поведение бонобо мотивировано совсем другими социальными задачами, даже если какие-то физические проявления имеют явное сходство с нашим поведением. И, напротив, может быть, мы получаем такое же удовольствие от орального секса, как те двое необычных мишек в Загребском зоопарке? А веточка в ухе Джулии — лишь более простая и ранняя версия нашей современной моды?