Андрей Соколов - Кларендон и его время. Странная история Эдварда Хайда, канцлера и изгнанника

Оксфорд, столицу роялистов, переполнили многочисленные кавалеры, за которыми устремились их сторонники, жены, семьи, любовницы, а также торговцы и ремесленники, которые должны были обеспечить этих людей привычной роскошью. Это ухудшало положение горожан, вело к дороговизне, антисанитарии и болезням. Приехавший на переговоры Уайтлок отмечал, что был поселен в комнате, в которой умер от чумы проживавший до него постоялец, однако бог его уберег. Как вспоминала через много лет одна мемуаристка, которую родители девочкой привезли в Оксфорд, «мы чувствовали себя, как рыба, вытащенная из воды. Из добротного, как у любого джентльмена, дома мы перебрались в дом булочника на темной улице, из хорошо обставленных комнат в очень плохую постель на чердаке; у нас было одно мясное блюдо, и то плохо приготовленное; у нас не было денег, мы были бедны, как Иов. Из одежды у каждого были одна или две вещи, которые он успел закинуть в свой мешок» [46, 1204 ]. Впрочем, на первых порах король и его окружение проблем со снабжением не испытывали. В голодные годы первого изгнания Хайд с ностальгией напоминал Николасу о пирогах с олениной, которые члены совета регулярно отведывали в четыре пополудни по пятницам. Во время королевских трапез приглашенные угощались жареной и вареной бараниной, телятиной, говядиной и свининой, каплунами, петухами и курами, яйцами, куропатками, фазанами, жаворонками и дикими утками. Подавались лосось, камбала, оленина, крольчатина. Дичь доставлялась прямо с охоты. Стол завершался пирогами. К концу войны дело обстояло куда хуже, чем вначале. Когда Оксфорд был осажден «железнобокими», один из защитников кричал с городской стены: «Перебросьте мне барашка, а я взамен скину вам лорда». В королевской армии было много офицеров, но никогда не хватало солдат. Дисциплина не была на высоком уровне: пьянство, ссоры и дуэли стали частью повседневной жизни в городе. Уайтлок вспоминал: когда его узнали на оксфордской улице, то буквально задирали, чтобы вызвать на поединок. Покинувшие Вестминстер парламентарии и офицеры встречали его с «презрением и гневом» и называли «предателем, мятежником и мерзавцем» [19, 142–144 ]. В отличие от пуритан, роялисты не отличались религиозным пылом. Карл I был вынужден издавать специальные распоряжения о посещении церковных служб. Атмосфера роялистского Оксфорда отличалась «тревогами, раздорами и ревностью», ссорами, в ходе которых даже теряли оружие [7, III, 222 ].

Причины, по которым Карл I избрал Оксфорд своей резиденцией, до конца не понятны; сам монарх не раз говорил, что хотел бы перебраться в Ридинг. Вероятно, главную роль сыграло географическое положение города: с одной стороны, оттуда было довольно удобно следить за ходом кампаний в тех районах, где проходили основные военные действия (запад, Мидлендс, Уэльс и даже Корнуэлл); с другой, открывался относительно прямой путь на Лондон. Свою роль сыграло строго иерархическое устройство Оксфорда как университетского города. Карл расположился в колледже Крист Черч, где он принимал послов и офицеров. Генриетта Мария в течение нескольких месяцев, пока находилась в городе, использовала как резиденцию Мертон-колледж. Полагают, что численность населения Оксфорда достигла с прибытием королевского двора десяти тысяч человек. Шпионы парламента сообщали, что его гарнизон составлял от трех с половиной до десяти тысяч человек. Жизнь двора воссоздавалась по довоенным образцам, хотя размах и масштаб был куда скромнее. Двор соблюдал церемониал, и король периодически даровал титулы, художники писали портреты и даже ставились представления масок. Хайд нашел жилище в колледже Ол Соулс, ректором которого было его друг по Грейт Тью Шелдон. Стал канцлером, Хайд получил королевское разрешение привезти в Оксфорд семью.

Принятие Хайдом должности канцлера совпало с попыткой мирных переговоров, получившей название Оксфордский договор, хотя никакой договоренности достичь не удалось. После относительного успеха кавадеров при Эджхилле в парламенте усилились «голуби», а при дворе «ястребы». Тогда король упустил возможность, проявив гибкость по отношению к верхушке Сити, посеять раздор между нею и господствовавшей в парламенте фракцией его врагов. Он потребовал ареста Лорда-мэра и назвал Лондон «местом мятежа». Королевская прокламация, написанная Хайдом в феврале 1643 года, хотя и указывала на сомнительность принципов, на которых строилась политика парламента, не исключала переговоров. Она помогла парламентариям решиться прислать депутацию, в которую, в частности, вошли лорд Нортумберленд и Уайтлок. Хайд, игравший одну из главных ролей в этих контактах, впоследствии писал, что представители парламента ждали от короля небольших уступок и были готовы, в свою очередь, сделать шаг навстречу. Нортумберленд якобы обещал за возвращение должности Первого Лорда Адмиралтейства вернуть лояльность флота. Даже если это так, Карл не желал простить Нортумберленду его прежнее поведение. По мнению Олларда, Карл дал Генриетте-Марии обещание никогда не одарять милостью людей, ранее его предавших, «у него не было ни уверенности в себе, ни силы характера, чтобы быть гибким. Он предпочитал закрываться обещаниями, что лишало его свободы маневра. Это страховало его от ужасной дилеммы: принимать решения. Это было последним приветом надеждам Грейт Тью. Надежды выйти из войны не оставалось» [74, 84 ].