Андрей Соколов - Кларендон и его время. Странная история Эдварда Хайда, канцлера и изгнанника

Прав ли историк А. Н. Савин, полагавший, что Хайд, будучи в растерянности, не сумел раскрыть причин революции: «Этот человек, находившийся в чрезвычайно благоприятной обстановке, чтобы видеть все нити революционного процесса, ровно ничего не понимает в нем. Кларендон заверяет, что двенадцать лет правления без парламента были самым счастливым временем английской истории. Жилось будто бы лучше, чем при Елизавете и Якове. Отчего же пришла беда? Кларендон теряется в догадках; он старается найти какие-нибудь причины. Но сам же Кларендон чувствует недостаточность подобных разъяснений и готов объяснить революцию психической заразой, непонятным образом обуявшей английское общество. У народа точно помутился разум, все точно взбесились, раздували ничтожные нарушения отдельных законов и не замечали, что здание конституции стоит незыблемо» [137, 12–14 ]. Думается, что позиция Хайда была двойственной не потому, что он был плохим наблюдателем или пребывал в растерянности. Он не считал, что «политика напролом» сделала революцию неизбежной, а полагал, что история имеет много вариантов: в зависимости от поступков людей ход событий может повернуться в ту или иную сторону. По крайней мере, вплоть до роспуска Короткого парламента, возможно, позднее, страна могла избежать гражданской войны. Такая логика была неприемлема для историков-позитивистов конца XIX — начала ХХ вв., считавших Английскую революцию закономерной и имевшей долговременные причины. Этой концепции придерживался кумир Савина историк С. Гардинер.

Вторая половина 30-х гг. была счастливым временем для Хайда. В марте 1637 году родилась дочь Анна, в июне 1638 года старший сын Генри. Их назвали в память первый жены и отца Эдварда. Общение с друзьями даровало интеллектуальное удовольствие. Профессиональная деятельность обеспечивала высокие доходы и помогала в обретении новых связей. Он мог рассчитывать на успешную и спокойную карьеру. Казалось, ничто не предвещало бури. В 1638 году для Шотландии был разработан Единый молитвенник. Прошло несколько месяцев — и спокойствию в стране пришел конец.

Этими словами Кларендон описал чувство стремительно приближавшейся гражданской войны, атмосферу, царившую в Коротком и Долгом парламентах.

Когда Хайд ступил на политическую стезю? В 1640 году, после одиннадцати лет личного правления Карла I, было объявлено о созыве парламента. Для состоятельного землевладельца из Уилтшира, ставшего успешным юристом, обладавшим связями в придворных кругах, решение стать депутатом казалось логичным продолжением семейных традиций и способом выразить конституционно-политические идеи, сформировавшиеся в Грейт Тью.

Решение о созыве парламента было принято королем по совету Томаса Уэнтворта в чрезвычайных обстоятельствах. Политическому спокойствию на острове пришел конец, когда в 1639 году началась война с Шотландией. Поводом для нее стало введение единого молитвенника (Книги канонов), что сильно задело религиозные чувства шотландских пресвитериан и привело к восстанию, которое иногда называют «шотландской революцией». Внимание, уделенное Хайдом этому событию в «Истории мятежа», дает основание полагать: автор считал его первоначальным толчком к революции. Прямая критика религиозной политики Карла I была для него невозможна ни во второй половине 1640-х гг., ни во время второй эмиграции. Тем более выразительно высказывание из первоначального текста: «Был ли молитвенник составлен с осторожностью и осмотрительностью? Был ли благоразумно дан выбор народу? Мог ли в тех обстоятельствах народ принять его? Были ли епископы того и другого королевства более нетерпеливыми и неумелыми, чем было допустимо в тех обстоятельствах? Были ли главные министры государства, служившие королю, которым он доверял, истинными друзьями церкви, достаточно ли они озаботились, когда беспорядки были в зародыше? Я полагаю, что нет, но оставляю за каждым право судить самому, основываясь на книгах того времени, дошедших до наших дней. Я уверен, что общее неприятие молитвенника было таково, что вся (шотландская) нация объединилась против него в Ковенант» [7, I, 98–99 ]. В то же время, Хайда, верного сторонника англиканской церкви, нельзя считать оппонентом этого решения. Он, скорее, считал, что оно было несвоевременным, запоздавшим. «Как считали и считают многие мудрые люди», если бы молитвенник вводили в 1633 году, такого сопротивления не последовало бы [7, I, 111 ]. Не стоит сбрасывать со счетов, что Кларендон испытывал долю неприязни к шотландцам — это заметно на страницах его сочинения. Показательна его ремарка по поводу Джеймса Стюарта, графа Тракуара, лорда-казначея Шотландии, «мудрого человека, в моем понимании самого мудрого, который только известен в той нации» [7, I, 101 ]. Примечательно замечание Хайда о «многочисленном, гордом и нуждающемся» дворянстве Шотландии («о простом народе, являющемся естественным рабом других, речь не идет», — уточнял он). По мнению Хайда, шотландское дворянство оказалось «в странном и униженном подчинении своему невежественному и надменному духовенству» [7, I, 215 ]. В этих словах видна ксенофобия автора, нелюбовь к священникам-пресвитерианам и презрительное отношение к народу. Кларендону было комфортнее искать корни мятежа в Шотландии, а не в Англии.